Огонь с небес
Шрифт:
Вот и хорошо…
Я полз. Полз так, как давно уже не ползал. Нас учили ползать на тех же берегах Финского залива, почва там груба и камениста, и доставалось нам сильно. Если мы не бегали и не сидели по шею в холодной воде — мы ползали. Русская армия гордится тем, что первой в мире, после Первой русско-японской, ввела метод перемещения на поле боя «по-пластунски» как основной, остальные — все еще атаковали сомкнутым строем, французы — еще и в красных революционных шароварах. У нас же — изобрели и новый метод переползания, среди своих его называли «ползанье бегом». После него ныли не руки — ныло все тело, это было что-то вроде плавания — только на земле.
Для ползания бегом я был уже староват, но полз как мог. Зацепил автоматный ремень за руку и полз, волоча автомат. Полз к тому месту, где должны были быть те, кого у меня украли. И тот, кто их украл.
Араб оставался на месте. Прикрывал меня. Что я буду делать, когда доберусь до места — не знаю, соваться туда в одиночку — форменное безумие. Остается надеяться, что те, кто так активно хлещутся сейчас, прикрытые земляным валом и контейнерами — просто перебьют друг друга…
Дополз до того места, где дорога раздваивается, делая поворот — оно было отмечено бетонным блоком. Сел за ним, проверил, не выпирает ли голова…
— Араб, как слышишь? — Времени что-то придумывать не было, он был Араб, я был Ворон, по той старой кличке тире оперативному позывному, который был у меня в Северо-Американских Соединенных Штатах во время осады Вашингтона британцами [58] .
— Ворон, на связи. Движение справа от тебя. Успокоить?
Это были свои. И одновременно — чужие. Вот так вот получилось.
— Валяй.
Три выстрела — я отчетливо услышал, несмотря на глушитель.
— Свободно… стой! Лежать!
58
События книги «Время героев».
— Докладывай! — я едва успел завалиться обратно.
— Две машины, выезжают из периметра здания. Вооруженные машины.
— Пропускаем.
— Тебя понял.
И в этот момент — за спиной, где-то там, за валами — глухо и мощно ахнуло, так что аж под ложечкой отдало…
Офицера в штабе Экран, «сидящего на ситуации», — в ответ на сообщение о возможном риске поразить своих — отлаяли так зло и отчаянно, что он в высшей степени проникся важностью поставленной задачи. Те, кто психовал сейчас в Санкт-Петербурге, тоже были не в своей тарелке — многое решалось и для них…
— Сокол сорок один, поступило подтверждение приказа на уничтожение цели с координатами четыре два Степан пять девять девять три семь девять на три восемь два один девять один ноль, цель — отдельно стоящее здание, вне зависимости от риска побочного ущерба, решение прошу выдать немедленно, как поняли?
— Экран, я Сокол сорок один, вас понял. Аппарат в исходной. Предлагаю использовать двести пятидесятую, она будет в самый раз, прием.
— Сокол сорок один, решение подтверждаю, работать немедленно, повторяю — немедленно.
— Экран, я Сокол сорок один, вопрос, возможно обеспечить внешнее прицеливание, прием?
Вопрос был очень даже уместный. Дело в том, что если на земле аппарат на цель наводит наземная группа, использующая систему лазерного прицеливания — ответственность в случае побочного ущерба ложилась на них. Все-таки было видно, что задание подозрительное и темное, и участвовать в уничтожении, возможно, своих — офицер не хотел.
— Сокол сорок один, внешнего прицеливания нет, работать немедленно.
— Экран, я Сокол сорок один, вас понял, приступаю. Приказ на уничтожение цели с координатами четыре два Степан пять девять девять три семь девять на три восемь два один девять один ноль, цель — отдельно стоящее здание, получен. Аппарат в исходной точке. Система стабильна, аппарат в боевом, получена цель, есть зона, есть готовность, есть разрешение, время над целью три секунды.
Палец сбросил колпачок с красной кнопки.
— Старт!
Изображение слегка размылось. Офицер отсчитывал секунды: три, два, один. На счет ноль — центр крана залила яркая, мгновенно потемневшая вспышка.
Ноль…
Когда же все это закончится…
— Экран, я Сокол сорок один, ракета поразила цель в штатном режиме. Вторичного не наблюдаю…
Снова то же самое. Удар с неба… вспышка и взрыв. Самарканд, а до этого…
Анахиты больше нет.
Я почему-то понимал это сразу и очень отчетливо, как будто кто на ухо сказал. Нет Анахиты. Нет Александра. Нет… Господи, как зовут дочь Николая? Как ее зовут?
Это невероятно. Но это факт. Новое время — раньше мы рвали друг другу глотки, теперь рвем детей…
Бойся не мертвых, брат. Бойся — живых.
Отчетливо и страшно, как во вспышках света, — тот вечер в саду у Анахиты. Стоящий рядом со мной Николай, как живой. Бойся не мертвых, брат. Бойся — живых.
Это он сказал. Пытался меня предупредить — да не понял.
Дурак!
Машины промчались мимо меня на расстоянии вытянутой руки, обдав пылью и мелкими камнями. Это был самый поворот.
В замыкающей машине была видна голова пулеметчика, точнее, ее часть, макушка. Остальное прикрывал бронещиток. Видно было плохо из-за пыли, поднимаемой машинами.
Я вскинул автомат, прицелился, нажал на спуск. Послал вслед короткую, злую очередь. Показалось — или попал?
Темная туча пыли и дыма, ударная волна от места взрыва — накрыло то место, где я сидел. Показалось, будто ударило смерчем…
Если кто думает, что ему все это нравится… нет, он полный идиот. Он просто в восторге от этого…
Он ненавидел и себя, и их. Себя больше, чем их. Но сейчас, впервые за долгое время — он был в гармонии сам с собой. Как человек, который сжег мосты, и больше его ничего не держит.