Огонь сильнее мрака
Шрифт:
Она искоса глянула на Джона, как делала всегда, если шутила и хотела, чтобы он оценил. Джон хмыкнул, но закашлялся, и снова пришлось лечь. Русалка сходила на кухню, принесла ещё воды с мерзким снадобьем. Пока Джон пил, отдуваясь и перхая, она сидела, сложив на коленях руки и глядя в окно. По улице с грохотом проехал мобиль – из новых, на турбинном движке – потом ещё один, уже из старых, но тоже очень шумный. Разговаривать какое-то время было невозможно.
– Слушай, – проговорила Джил, когда пыхтение и лязг смолкли в отдалении, – я пойду, наверно. Хочешь, завтра заскочу? Проведаю.
«Хочу», – подумал Джон. Вслух он сказал:
– Да нет, не стоит. Уже всё хорошо. Поспать бы только...
– Ладно, – сказала Джил, поднимаясь, – пойду.
– Ага, – сказал он, – Спасибо тебе.
Джил
– Спасибо – не пудинг, – сказала она, – на ужин не слопаешь… Шучу.
Она вышла, и половицы пели грустную песню в такт её шагам. Потом в коридоре зашуршала одежда: русалка переодевалась. Переодевалась в прихожей – не при Джоне.
– А как ты в дом-то попала? – крикнул Репейник.
Из-за двери показалась черноволосая голова.
– По карманам у тебя пошарила, – призналась девушка. – В кармане ключ был. Да, а чего ты… – она замолкла на полуслове.
– Что? – встрепенулся Джон.
– Не, – помотала головой Джил, – ничего…
Она вновь скрылась в прихожей. Скрипнула кожа: Джил натягивала сапоги.
– Ну, говори, – попросил Джон.
Джил вернулась в гостиную. Она была полностью одета для улицы: жакет с бесчисленными пуговицами, бриджи, плащ-редингот.
– Ты орал, – сказала она. – Как резаный орал. Вначале часа два спокойно лежал, а потом как начал вопить. Ничего не болит?
– Да нет, – буркнул Джон. – Просто, пока в отключке был, привиделась всякая ерунда.
Джил потопала в пол: пяткой-носком, пяткой-носком.
– Ну, как знаешь, – сказала она. – Лежи, выздоравливай.
– Прощай, – сказал Джон.
Джил кивнула и ушла.
Репейник откинулся на подушки, натянул плед по самый подбородок. Медальон скатился с груди и неудобно давил под плечом. Джон поправил его и стал думать. Эк меня разобрало. Интересно, всегда такие видения бывают, когда заряд из жезла схватишь? Всё хорошо, что хорошо кончается, если бы не Джил – лежать бы мне сейчас мертвому. Н-да, Джил… «Домой ехала, кэб взяла, проезжала мимо». Как же, поверил. Живём в разных концах города на два миллиона душ населения, полгода друг друга не видели, и тут – бах – встретились. Ночью. В темном переулке. Угу. Нет, увольте, на моей работе прежде всего перестаёшь верить в такие случайности. Ясное дело, Джил тоже следила за Олмондом. И про дела когда спросил – говорить не стала, сменила тему. Стало быть, мы теперь конкуренты. А ведь обстоятельства запутываются. Будто по болоту идешь: ногу затянуло, силишься вытащить, хвать – а уже вторая нога по колено в трясине.
Итак, что мы имели на старте? Щедрый, хоть и немного тронутый меценат, две дюжины шарлатанов, украденное добро и один сыщик, чтобы это распутать. Что мы имеем сейчас? Полную неразбериху. Может быть, заказчик Джил – Хонна Фернакль. Тогда это значит, что он решил не доверять дело одному сыщику, пустил по следу двоих… или троих, или четверых, кто знает. Ясно теперь, отчего все бумаги в папке Фернакля написаны под копирку. С другой стороны, за Олмондом сотоварищи может охотиться кто-то другой. Похоже, шарлатаны украли что-то очень, очень ценное. Ох, наврал Хонна про исследования, как пить дать наврал, оттого и закрывался от чтения. Скорей всего, никакие эти ребята не ученые: стоит поискать доктора наук, который бы так ловко управлялся с боевым магическим жезлом. Да, похоже, лгал Хонна – так же, как солгал про то, что его ограбили три дня назад. Бродяга на улице Кожевников клялся, что Олмонд уже несколько недель как покинул дом. Бродяге лгать было ни к чему. Зачем лгал Фернакль?
Джон потёр виски. Слишком мало я знаю, подумал он. Хочется – не хочется, а придется всё же выследить, где живет эта сволочь Олмонд. Да и в Ганнвар съездить не помешает: вдруг он всё-таки и впрямь ученый? Но сначала – поспать, надо непременно поспать… Только вот пить охота. Он осторожно спустил босые ноги на грязный пол и прошлепал в ванную. Напился из-под крана, постоял, опершись на раковину. Вроде не шатает, слабость разве что осталась. Мутное зеркало отражало заросшую недельной щетиной физиономию, встрёпанные на затылке волосы, темно-синие круги под глазами. Спать, спать. Шаркая, он побрел в гостиную. Ложась, заметил груду тряпья рядом с диваном: Джил, снимая с бесчувственного Джона куртку и стаскивая штаны, бросила
Лезвие было иззубрено и смято, словно им рубили железный прут. Рукоятку облепил песок, сероватый, мелкий, и такой же песок посыпался на пол, когда Джон встряхнул куртку. Под курткой лежал револьвер. От него пахло стреляным порохом, а когда Репейник откинул барабан и нажал на стержень, экстрактор с латунным звоном выбросил на пол все шесть гильз. Пустых, стреляных гильз. «Это называется Разрыв», – вспомнил Джон.
Он положил револьвер на стол, упал на подушку и заснул. Посреди ночи проснулся от холода, укрылся пледом и спал дальше, до полудня. Снов он не видел.
***
Следующим вечером Джон снова был на Джанг-роуд, но теперь и близко не подошел к «Пьяному коню», а устроился в кафе на другой стороне улицы, заняв столик у окна. Ждать пришлось недолго: ровно в девять вечера появился Олмонд. Он зашел в кабак, пробыл там с полчаса, а затем вышел и последовал вниз по Джанг-роуд, как и в прошлый раз, но теперь его походка была твердой, а курс – прямым. Помедлив, Джон выскользнул на улицу и пошел следом, держа изрядную дистанцию. На всякий случай Репейник с утра сходил к цирюльнику, который выскоблил ему щетину со щек и подровнял волосы. Оделся Джон в свой лучший костюм и смотрелся теперь, как респектабельный джентльмен, которому и в голову не придет выслеживать честных граждан. Первое, чему учат в Гильдии – выглядеть солидно. Нет ничего глупей, чем переодеться нищим, а потом стараться незаметно проследить за объектом наблюдения. Объект в таком случае глаз не спустит с попрошайки, который подозрительно трётся вокруг и вот-вот сопрёт кошелек. Зато на хорошо одетого господина никакого внимания не обратит, взглядом мазнёт и пойдет дальше: мы с тобой одного сословия, нам друг друга бояться нечего...
Олмонд шагал беспечно, по сторонам не глядел. Видать, был уверен, что незадачливый сыскарь лежит в морге, и прозектор угрюмо потрошит безымянное тело «со следами повреждений магического характера». Джон был зол. В основу своих отношений с миром он всегда ставил равноценный обмен. Помогли тебе – помоги сам. Оплатили работу – выполняй. Но никогда не лезь к людям. Не рвись на помощь по первому зову. Обмен может не состояться, и ты окажешься в дураках. Простые правила, легко запомнить, еще легче выполнять. И вот, пожалуйста: стоило пьяненькому гуляке попросить – ты спешишь ему на подмогу и получаешь заряд из жезла. Ведь не корысти ради в провожатые к нему подался, нет; это уже потом додумал, что по дороге вызнаешь легкую пьяную правду, а самый первый порыв был – именно помочь бедолаге. И поделом тебе, Джон Репейник, сыщик без гильдии. Радуйся, что жив остался, и впредь будь умнее.
Олмонд на сей раз не стал сворачивать в злополучный переулок, а шел по Джанг-роуд трезво и целеустремлённо. Достиг перекрестка, пропустил рессорную коляску, отступил назад, на тротуар, чтобы уберечься от пара из цилиндров разукрашенного мобиля, с шипением и лязгом свернувшего на соседнюю улицу. Заглянул в табачную лавку; вышел оттуда со свёртком подмышкой. Немного постоял – раскурил сигару. Придирчиво оглядел рдеющий в полутьме сигарный кончик, остался доволен и пошел дальше, пуская дым, как давешний мобиль. Толкнул дверь прачечной, откликнувшуюся нежным динь-дилинь колокольчика; пара минут, снова динь-дилинь, и вот Хенви Олмонд, ганнварский доктор медицины и владелец запрещённого магического оружия, идет по улице с тугим узлом белья. «Уже близко», – сообразил Репейник и оказался прав: доктор исчез в подъезде новенького доходного дома с мордастыми химерами на крыше. Джон сорвался с места, за секунды набрал спринтерскую скорость, проскользнул в подъезд и успел вставить носок ботинка в щель лениво закрывающейся двери. Тихо-тихо он вошел и осторожно заглянул в лестничный колодец. Видимый снизу Олмонд поднимался по ступеням третьего этажа. На четвертом он зашаркал, завозился с ключами и, наконец, хлопнул дверью.