Огонь сильнее мрака
Шрифт:
– Если мы всё расследуем, – сказала она рассеянно, – то, может статься, уже неважно будет.
– Вот как?
– Угу. Пришли, спускайся.
Джон обнаружил перед собой подвальчик с вывеской: «Четыре Книжки». Вывеска представляла собой выбитое дно от бочки с позеленевшим краником, название было намалевано, разумеется, карминной краской. Ступеньки в подвал стерлись так, что скользко было ногам. В зале вкусно, по-домашнему пахло жареным луком, свет лился цветными лучами через круглые, вровень с землей, витражные окошки. Джон и Джил устроились за столиком в дальнем углу. Подошла маленькая круглобокая
– Ну, – сказал Репейник, вытирая губы рукавом, – и кто начнет?
Джил покосилась.
– Кавалеры дамам фору дают, – заметила она. – А я тебе вообще жизнь спасла намедни.
– Ладно, – досадливо сказал Джон. – В общем, есть один меценат…
И он поведал девушке всё, что с ним произошло – про приглашение в дом Фернакля, про его странную лабораторию и не менее странных учёных, про слежку за Олмондом и про то, как Джон доверчиво попался на дурацкий трюк, про золотой амулет и даже про декана Гаульсона. Лишь о странном видении – серый песок, холод и тьма – он не стал говорить, да почему-то умолчал о найденной в квартире Олмонда мёртвой девушке. Лицо Джил оставалось бесстрастным, она ни разу не перебила Джона. Когда тот закончил и, сломав пару спичек, закурил, Джил сказала:
– Все ясно. Ты ничего не знаешь.
– Я не знаю? – возмутился Репейник. – Ну-ну. Ещё послушаю, что сама расскажешь.
– Сверни мне тоже, – попросила Джил. Сыщик повиновался, чиркнул спичкой, поднес огонь девушке. Та затянулась, длинно выдохнула и, рассматривая кончик самокрутки, заметила:
– А табачок-то прежний.
– Ещё старые остатки, – пояснил Джон. Джил покачала головой и снова затянулась, после чего, не торопясь, заговорила:
– Я, как только тебя встретила, поняла. Что тоже её ищешь. Лабораторию. Хотела сразу просить – брось дело. Но вот что подумала. Если не согласишься, дурой буду выглядеть. А ты бы точно не согласился. Потому и промолчала тогда. Три дня назад. Но, видно, судьба такая. Придется всё-таки тебя попросить.
– Интересно, – ухмыльнулся Репейник. – А с чего это я должен оставить дело?
– Ну… – Джил рассеянно сбросила пепел в фарфоровую пепельницу. – Вообще, я бы хотела, чтобы ты не бросал, а наоборот. Мне помогал. В расследовании. Но на это ты уж точно не пойдешь…
– По всей вероятности, – вставил, не скрывая иронии, Джон.
–…Поэтому, – не обращая внимания, продолжала девушка, – раз уж я все равно дурой выставилась, то давай так. Сейчас расскажу всё, что знаю. Это быстро, пяти минут хватит. Потом – делай, что хочешь. Помогай, не помогай, расследуй, не расследуй – дело твоё. Пять минут.
– Да хоть целый час, – пожал плечами Репейник. – Пиво здесь свежее.
Джил мотнула головой:
– Ладно. Книжку ты читал. Про зелье помнишь?
– Вал… – Джон замешкался, вспоминая, – валлитинар. Да. Я так понял, Фернакль собирался выяснить, как валлитинар готовится…
– Ни хрена, – отрезала Джил. – Он всю жизнь это
Джон нахмурился.
– То есть?
– Лабораторию держали настоящие Па. Те, кто выжил. Не все погибли, когда остров затонул.
– Материк, – поправил Джон машинально.
– Да. Материк. Они спаслись. Корабль, наверное, построили. И приплыли к нам. А Фернакль твой – он у них за старшего был. Тут они и жили, в Энландрии. Долго, тыщу лет, или сколько там. Потом не поделили чего-то. Собрались и сбежали. И лабораторию прихватили. А Фернакль на бобах остался. Без приборов, без зелья. Всё.
Джон молчал, задумчиво постукивая ногтём по кружке.
– И я вот сейчас подумала, – добавила Джил, – странно, что они его не убили. Раз между ними раздор пошел. Но тому, наверное, свои причины. Отношения, все дела. Да и несладко ему, поди, без валинара-то этого. Может, еще хуже смерти, когда за всю жизнь к счастью привык, а тут – хлоп, живи, как все.
«Привыкание, – подумал Джон. – Прямо мои мысли. До сих пор мысли сходятся…» Он потряс головой и сказал – может, излишне резко:
– Версия смелая, но нелепая. Это же легенды. Сказки. То, что у одного из них нашёлся амулет – так просто из музея экспонат выкрали, или даже Хонна купил, денег-то много у него. А…
– Это не версия, – перебила Джил. – Я сначала тоже не поверила, но это не версия. Это – правда.
Она затянулась. Табак еле слышно затрещал. Джон спохватился и увидел, что его самокрутка погасла. Сам виноват, тянуть надо было. Он снова чиркнул спичкой и, пыхая ртом, спросил:
– А… откуда… пф… такая уверенность?
– Мой заказчик рассказал, – просто ответила русалка.
– Твой заказчик, – повторил Джон. – Ну хватит, Джил. У нас с тобой один и тот же клиент: меценат Фернакль.
– Нет, – сказала Джил. – Видела я твоего Фернакля. Специально ездила, надо же было взглянуть. На потерпевшего. Старый, высокий, седой. Не видит ничего, слепой, как крот. Мой – молодой, черноволосый. Приземистый такой коротышка. Ниже меня на голову. Лицо без особых примет. Зовет себя – аптекарь.
– Аптекарь? – недоверчиво переспросил Джон.
– Аптекарь, ага, – согласилась девушка. – Так и сказал. Только он такой же аптекарь, как я сама.
– А ему-то откуда известно?
Джил пожала плечами.
– Не знаю, – сказала она. – Говорит, давно интересуется этими… Па. Да только не так уж много ему известно. Иматега куда больше знает.
Джон крякнул и выпил пива.
– Ладно, – сказал он. – Проехали. А зачем понадобилась моя помощь? Ты ведь успела разузнать больше, чем я. Могла бы промолчать и сама копать дальше.
Джил затушила самокрутку.
– Сложно очень, Джонни, – сказала она. – Тяжко за ними идти. И опасно.
Она смотрела на Репейника. Солнце светило через стекло в окошке, и от этого глаза русалки наливались блеском. А на дне зрачков – если знаешь, куда смотреть – притаился кошачий зеркальный огонь.
– Ты одного только вёл – и то едва к богам не отправился, – сказала Джил. – А я четверых выследила. До съёмных квартир, как ты. И у каждого амулет нашёлся. Скажешь – тоже в музеях спёрли? Или на рынке купили? Вещицы-то чистого золота. И не вчера их отлили, ты сам видел. Древние это хреновины, Джон. Как и хозяева ихние.