Огонь сильнее мрака

Герасименко Анатолий

– Нет уж, в Гильдии я с ним не покажусь. Левый же заказ. Конец службе.

Джон вздохнул:

– Хорошо, уговорила. Только, сдаётся мне, он так просто не расколется. Похоже, здесь придется сидеть дольше, чем ты думаешь. День, два. Три. Кто знает.

– И что?

– Жрать что-то надо, – мрачно напомнил Джон.

Джил задумалась.

– Деньги есть?

Джон выгреб из кармана горсть монет. Пересчитал.

– Восемь форинов. С мелочью.

– Вот и чудно, – весело сказала Джил. – Тут деревня недалеко. Схожу, молока куплю, хлеба, бекона. Разведем костер, харч приготовим.

– Лучше я сам схожу, – буркнул Джон, – а ты за Олмондом приглядишь. Я ж прикоснуться

к нему не смогу, если что.

– Не-не, – помотала головой русалка, – ты дороги не знаешь. Сама пойду. А Олмонда свяжем покрепче, и вся недолга.

Джон подумал ещё.

– У тебя же котик дома один, – вспомнил он.

Джил махнула рукой:

– Я частенько дома не ночую. Если меня пару дней нет, кошак покричит, соседка услышит. Придет, накормит. Ключ есть у неё, все путём.

Джон тут же захотел спросить, отчего это Джил не ночует дома, да ещё частенько, но спрашивать, разумеется, не стал.

– Ладно, – сказал он. – Давай спать тогда. Ты ложись, я покараулю.

Джил вскарабкалась на алтарь, сняла редингот, укрылась им, точно коротким одеялом, и свернулась клубочком.

– Через пару часов разбуди, ага? – сказала она через плечо.

– Ты что, прямо на алтаре будешь спать? – недоверчиво спросил Джон. Джил поняла его вопрос по-своему:

– Ну, твердый, а что поделать. На полу клопов, поди, тьма-тьмущая. Здесь ведь бродяжки ночуют. А тут ам-м… – она зевнула, – …м-магия фонит. Ни одного клопика…

Она замолчала. Джон подождал немного.

– Доброй ночи, – сказал он тихо. Ответом ему было только ровное дыхание спящей. Джон растёр лицо, чтобы прогнать сонливость, и, светя под ноги, подошел к связанному Олмонду. Нагнувшись, поднес к его лицу светильник и с трудом подавил желание отпрянуть: па-лотрашти смотрел широко открытыми, блестящими глазами, в зрачках плясали отражённые весёлые огоньки. С полминуты Джон молча глядел на него, а Олмонд пялился в ответ. Потом лжеученый улыбнулся, спокойно и нагло. Джон выпрямился, отошел к окну и закурил. На душе было погано.

Если бы он начал стрелять на секунду раньше, Иматега, возможно, остался бы жив. Конечно, Джон, стреляя, мог зацепить невидимого доктора, или его всё-таки убили бы Олмонд с Кайдоргофом, размахивая в поднявшейся сутолоке мечами. Но не было бы этого мерзкого чувства, когда жмёшь на спуск, дерёшься, бежишь, понимая, что всё равно безнадёжно опоздал, и никаких шансов уже нет. Джил, вспомнил Репейник, ведь она с самого начала рвалась к Иматеге – надавать по шее, схватить, утащить, спасти… А я удержал. Зачем? Боялся за неё? Ох, вряд ли. Знал ведь, на что способна девчонка – бьётся, как зверь, да еще и марьянник, и зрение ночное. Нет, тут другое было. Хотелось доктора проучить. Вот будь честен с собой, Джон: хотелось ведь? Дурака этого в ворованном плаще, самоуверенного, ни к чему не годного – мордой в грязь ткнуть, пускай в беду попадет хоть раз по-настоящему, пускай в силках повисит вниз головой. Палкой по зубам пусть отхватит. Может, поумнеет тогда, перестанет у нормальных людей под ногами путаться.

И я ведь чувствовал себя правым, думал Джон, остервенело затягиваясь. Законы вывел: не лезь к людям, не бросайся на помощь, не поднимай упавшего – иногда тому полезно полежать… Не будь добреньким, сыщик! От добра добра не ищут. Вот, пожалуйста, всё на этот раз по правилам. И опять – куча трупов и никакого добра. Разве что Олмонда захватили, но это уже, скорее, заслуга Джил, которая его парализовала. Да, Джил… Смотри-ка: всю ночь на взводе, бегала, дралась, едва не погибла, Иматегу на глазах у неё разделали – и ничего, дрыхнет. Хотя она как раз на своем веку такого навидалась: и людей разделанных, и драк,

и всякого. Впрочем, я ведь тоже не вчера родился – а вот пробрало. Проклятье. Жалко мне этого тюфяка, вот что. Сидел себе доктор в кабинетике, чаи гонял, книжки пописывал, и самое худшее, что могло с ним случиться – выговор от декана. Сейчас бы в кровати валялся, в сотый раз собственную брошюру перечитывал от бессонницы. А теперь лежит мёртвый, и крысы, небось, уже подбираются.«Мама здесь песок где вода», вспомнил Джон. Его передернуло.

И во всём этом виноват я...

Ну-ну, сказал он себе, сворачивая вторую самокрутку. Не надо так-то уж на себя всё валить. Иматегу зарубил Олмонд. Зарубил, потому что доктор выказал достаточно прыти, чтобы нас выследить, и недостаточно мозгов, чтобы оценить ситуацию. Ведь ты его от участия в деле отговаривал? Отговаривал. Опасности всякие описывал? Описывал, ещё как. Ну, и в чём дело? Бери пример с Джил, ложись спать. Два часа пройдёт, её разбудишь, сам ляжешь, а утром всё по-другому покажется. (Так, а часы-то где? Проклятье... Посеял, видно, в этой кутерьме. Как я время-то отмерю? Придется наугад). Да, ложись спать, а завтра найдутся дела поважней. Олмонда вон допрашивать, например.

Он торопливо докурил, разогнал дым ладонью и стал прохаживаться взад-вперед у окна. Было тихо, лишь похрустывал мусор под ногами да вздыхала порой во сне Джил. Олмонд звуков не издавал – не то заснул, не то потерял сознание, а, может, просто валялся, наслаждаясь искусственным счастьем от валлитинара. Ну ничего, сволочь, с утра займемся тобой – никакое зелье не поможет.

Джил вздохнула и что-то пробормотала, не просыпаясь. Джон подошел к алтарю, посветил, прикрывая огонёк ладонью. Во сне русалка повернулась на спину, наброшенный редингот уполз вниз и готов был свалиться на землю. Джон подхватил его, укрыл спящую. Джил повела головой и засопела. Сейчас она была похожа на маленькую девочку – полуоткрытые губы, пушистые ресницы, беззащитный лоб. Джон не удержался и погладил её по плечу, ощутив сквозь ткань мягкость девичьего тела. Провёл ладонью дальше, вниз по предплечью, но вдруг наткнулся на что-то твердое, округлое, на ощупь – точно речной камень-голыш. Что-то было в кармане у Джил. Часы? Вот и славно, заодно можно глянуть, сколько времени. Джон осторожно запустил руку в карман редингота и вынул то, что там пряталось.

Но это были не часы. Это был «глазок», неизвестно как попавший к Джил в карман. Хотя почему неизвестно… Джон тупо разглядывал «глазок» в неровном свете масляного светильника, вспоминая, как стоял в прихожей собственной квартиры перед насквозь промокшим Иматегой; как открыл доктору дверь, выпуская; как тот попросил не забывать, а Джон сказал, что они не забудут, и доктор запахнулся, обрызгав Джона с ног до головы дождевой водой, и побрел вниз по лестнице – якобы прочь, домой, в тепло, а на самом деле собрался ждать сыщиков внизу, невидимый, скрытый дурацким плащом; и Джон глядел ему вслед, долго, с полминуты или даже больше… В общем, у Джил было вполне достаточно времени, чтобы заглянуть в комнату и взять со стола «глазок». Джон вздохнул и спрятал прибор за пазуху.

В этот момент Джил вдруг раздирающе вскрикнула, взмахнула руками. Села, тяжело дыша и озираясь. Увидев Джона, перевела дух и прижала ладонь ко лбу.

– Приснилось, – объяснила она.

– Угу, – сказал Джон. С ней бывало такое раньше – часто бывало. Джил оперлась на руки и потрясла головой.

– Что, уже… заступать пора?

– Да вроде рано, – сказал Джон. – Двух часов не прошло.

Но Джил уже спустила ноги с алтаря и села, поёживаясь. Редингот с шорохом сполз на землю.