Огонёк
Шрифт:
Девчонки расхохотались. Смахивая с уголков глаз выступившие от смеха слезы, Аюна дружелюбно сказала:
– Круга могу послушать, если есть. Но ты, конечно, лохуша! Я дам что-нибудь переписать под честное слово, но тебе надо бы самой несколько альбомов купить, чтобы обмениваться. Кассеты денег стоят, никто их просто так не раздает.
– Да понимаю я… Куплю обязательно, только не знаю, что именно. Съездишь со мной на «Восточные ворота»?
– Ага, без базара. Только не в эту субботу: после школы будет сходка в Костюмерке, передачку собираем.
– Передачку? – изумленно переспросила Фая. – В тюрьму, что ли? Кому?
– Ты чего на
– Мне разве тоже приходить?
– Конечно, приходи, если хочешь в самую тусу затесаться.
Много позднее взрослая и законопослушная Фаина Сапфирова не могла себе объяснить, откуда у нее, пятнадцатилетней девочки, прилежной ученицы из хорошей семьи, возникло желание помогать мелкой кварталовской шушере собирать передачку неизвестному бандиту. Помнила только, что, когда Аюна предложила в этом участвовать, она ни секунды не сомневалась, что ей по-настоящему повезло познакомиться с нужными, «авторитетными» людьми и что ни в коем случае нельзя это везение упускать.
– Аюн, а что нести-то?
– Обычно деньги, сигареты несут. Тушенку бурятмяспромовскую. Консервы, короче.
– Сколько денег?
Аюна неопределенно пожала плечами, дескать, «обязаловки» нет, каждый приносит сколько может.
Дома Фая пересчитала свои сбережения. Не балуя ее большими суммами, мелочь на карманные расходы Михаил Васильевич регулярно давал. Она не понимала, достаточно ли того, что ей удалось накопить, для вклада в передачку, но все же отсчитала несколько купюр на покупку одной аудиокассеты, а остальное решила отдать в общаг.
В тот день в Костюмерку пришли далеко не все, но Алеша, Аюна и ее парень Баир там были.
– Ты тоже? – удивилась присутствию Фаи Настя-Бандитка. – Ну давай, что там у тебя?
Та послушно вручила ей деньги, пачку «Родопи», которую дядя Володя когда-то давно у них забыл, шесть банок тушенки, три сайры и две морской капусты. Консервы бабушка покупала коробками, никому бы в голову не пришло их пересчитать и заметить пропажу.
– Хорошо, – скупо похвалил Бато. Более эмоционально он, как правило, не выражался.
Эта пара выглядела постарше других ребят, но, похоже, никто точно не знал, сколько им лет. Улыбались они редко, над общими шутками тоже почти никогда не смеялись, а если и бывало, то получалось у них, как у гиен. Курили где хотели, от взрослых не прятались – даже днем сидели на корточках у подъезда, длинно затягивались и выпускали кольцами дым, запрокидывая голову назад.
– Кому эта передачка? – полюбопытствовала Фая.
Бато долго посмотрел на нее, сплюнул, растягивая слюну, прошелся языком по верхним зубам, но в конце концов ответил:
– Корешам Печкаря.
Декабрь выдался морозным и приятно свежим. Светило в небе и блестело в снегу начавшее закат полуденное солнце. Алеша и Фая, веселясь, шагали по дороге, то и дело, сворачивая на обочину, где сугробы оставались нетронутыми – в такие приятно глубоко и мягко проваливаться до самого края голенища сапог.
– Ты знаешь, кто такой Печкарь? – вдруг серьезно спросила девушка.
– Ага, знаю. B сорок втором живет. Года три назад освободился. Он, кстати, положенец.
К тому времени Фая уже понимала из разговоров значение этого слова: что-то вроде смотрящего за районом, уважаемого в бандитской и около нее среде местного авторитета.
– Ты его когда-нибудь видел, Алеша?
– Даже
– За что посадили его друзей? Тех, для кого передачка.
– Магазин хозяйственный подожгли.
– Понятно… Ну и как тебе этот Печкарь? О чем ты с ним говорил? – допытывалась Фая, стараясь уразуметь, что ее Алеша мог обсуждать с такими людьми.
– Он в основном с Гехой говорил, не со мной, – замялся парень. – А вообще, Печкарь – мужик мудрый, интересно слушать. Я тебе его покажу, он часто проезжает по твоей улице. Ты сама наверняка видела. У него Камрюха праворульная, белая. Номер один два три.
«Восточные ворота», ставшие главным улан-удэнским символом стихийных рынков 90-х, были и излюбленным местом среди подростков, слонявшимся здесь зачастую просто так, «позырить», без цели или возможности что-то купить. Аюна уверенно вела Фаю по знакомым торговым рядам, пока они не подошли к большому прилавку с аудиокассетами.
– Вот здесь есть все, что нужно. Качество приличное, хоть и не студийное, – заверила Аюна. – Выбирай.
«Как же это сделать?», – думала Фая, ведь самой ей хотелось сборник Линды, но уже было стыдно ходить в Костюмерку, не зная слов песен «Кино» и «ДДТ», при этом Алеше намного очень нравились «Чайф» и «Чиж», a денег у нее хватало только на одну кассету.
Чтобы облегчить себе задачу, она решила отложить «обязательные» альбомы в сторону. Получилось девять. «Сейчас я уберу четыре, что могут подождать, потом еще какие-нибудь три не самые срочные, а потом брошу монетку». Мучаясь выбором, Фая перекладывала с места на место кассеты, пока случайно не уронила взгляд на рукав своей шубы. В этот самый момент в голове и щелкнула мысль: рукав был достаточно широким и свободным для того, чтобы незаметно спрятать в него кассету. Она посмотрела на продавщицу. Та грела руки алюминиевой кружкой с горячим чаем и переговаривалась с хозяйкой соседнего прилавка. Аюна сосредоточенно разглядывала постеры с зарубежными металлистами. Фая слышала, как бешено билось ее сердце, отдавая пульсом в горло, чувствовала, как тяжелеют ноги, становясь совсем ватными и непослушными, но понимала, что, если не выдавать волнения, никто ничего заподозрит и что исполнить задуманное на самом деле очень легко. Улучив момент, она сделала это – аккуратно, прикрывая запястьем, подвинула в рукав ближайшую из отобранных ею кассет, задумчиво пощелкала пальцами, надеясь обратить внимание на свою пустую ладонь, а затем неторопливым движением убрала ее в карман и позволила добыче упасть из рукава на дно кармана. Выждав несколько секунд, вытащила руку, взяла ею другую кассету и окликнула продавщицу: «Извините, я хотела бы купить вот эту!»
Аюна в конце концов ткнула пальцем в плакат с Кипеловым, девочки заплатили и ушли: Фая – на подкашивающихся ногах. Ее отпустило только в автобусе, когда рынок скрылся из виду, после чего она осмелилась показать подруге две кассеты.
У той округлились глаза:
– Украла, что ли?
Не хотелось положительно отвечать на такой вопрос.
Аюна захохотала:
– Малышка, а ты перспективнее, чем кажешься! Расскажи!
Фая принялась объяснять, пожалуй, и самой себе тоже, почему ей это пришло в голову и как удалось провернуть. Она уже собиралась пожалеть обо всем и корить себя за содеянное, однако Аюна так неподдельно ею восхищалась, что Фая отмахнулась от угрызений совести, и уже через пару минут обе заливисто смеялись.