Огос. Ночи бордовых лун. Часть первая
Шрифт:
– Гин Мелони, – робкий девичий голос заставил его обернуться.
– Что? – рявкнул он и осекся, увидев как съежилась от его крика девушка. – Привет Ливина. Ты случайно не знаешь, где этот старый пень пускает корни?
От такого отношения к всеми уважаемому учителю, девушка оторопела. Первый раз в жизни она слышала столь пренебрежительные речи в адрес великого Нориса.
– «Старый пень», говоришь?
Обернувшись, Мелони увидел старого прорицателя и вершителя Нориса парящего над лестницей по направлению к нему и тут же пожалел о сказанном. Легким движением руки старца
– Внесите это, – Норис брезгливым взглядом указал на Мелони подоспевшим орфеям – в мой кабинет.
Великий Норис мягко опустился на пол и степенно отправился в свои покои.
Молодые Орфеи помогли Мелони подняться. Тот чувствовал себя раздавленным физически и морально. Это же надо! Почти национального героя Бравика, при молодняке, и об землю! Позор!
Но к его удивлению, подняв глаза на окруживших его ребят, он не увидел ни ехидства, ни сарказма. Лишь Ливина осуждающе качнула головой: «Мол, за что боролся, на то и напоролся…»
Пытаясь сохранить гордый вид, хотя прямо сказать, выглядел Мелони более похожим на ощипанного петуха, кричащего «Кукареку» после проигранного боя, он мужественно отвел поддерживающие его руки и, прихрамывая, направился к кабинету Нориса.
Стоило ему скрыться, как стайка орфеев загудела на разные голоса, обсуждая произошедшее. Мелони прекрасно понимал, что к утру весь Бравик будет в курсе ночной истории, и немного поругивал себя за несдержанность. Но с другой стороны, он был уверен, что никто теперь не скажет, что он пресмыкается перед Норисом. Мелони Дилун знает себе цену, и ни при каких обстоятельствах не станет выполнять чью-то прихоть (если, конечно, не будет иметь в этом какой-то личный интерес). Кабинет Нориса немало изменился с того времени, как Мелони бывал здесь последний раз. Узкие, высокие окна, больше напоминавшие бойницы, теперь прикрывали красиво задрапированные шторы. Пол устилал пушистый ковер, на котором стояла обшитая в тон шторам мягкая мебель. На стеклянной столешнице позолоченной вязью вытравлен затейливый узор, и маленькая хрустальная вазочка с маргаритками.
«Ливина» – подумал Мелони и внезапно почувствовал укол ревности. Когда-то он, и только он скрупулезно следил за убранством приемной великого Нориса. И прекрасно помнил, как тот распекал своего лучшего ученика за огромный букет цветов, который Мелони водрузил в шикарную напольную вазу. «Теперь, значит, на маргаритки аллергии у него нет?» – язвил про себя Мелони, прекрасно понимая, что острит зря. Просто Ливина, не смотря на грозное имя (от Львина – Львица), была настолько кроткой и домашней, что, видно и сухарь Норис не устоял перед этим воплощением уюта, женственности и доброты.
Потирая ушибленные места, Мелони ревностно осматривал кабинет, со злостью отмечая все новые преобразования. В конце концов, яростно крякнув, он сел в кресло. Закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди, Мелони обдумывал предстоящий разговор. Так он провел около получаса, прежде, чем дверь распахнулась и в нее величественно вплыл, паря над полом, седовласый Дин Норис. Вслед за ним, семеня,
Ливина, поставив поднос на стеклянный стол, подняла взгляд на Мелони, словно умоляя не начинать перепалки и, кивнув на чашку с чаем, еле заметно покачала головой.
Мелони быстро смекнул, что сей напиток, видимо, с сюрпризом, и пробовать его не стоит. Прикрыв на мгновение веки, он дал понять, что предупреждение принял.
Норис жестом отпустил Ливину, и та поспешила скрыться. В силу своего характера, девушка не переносила скандалов и ссор, считая, что всегда, в любой ситуации можно найти компромисс. За это старый диктатор Норис и ценил ее.
Мелони демонстративно разглядывал маргаритки на столе.
Дин Норис, попарив по комнате, снизошел на грешный пол и, устроившись в кресле напротив гостя, усмехнулся.
– А ты все такой же наглый, пронырливый мальчишка, каким я тебя знал. Время не добавило тебе ни ума, ни манер, – Норис улыбался и густую длинную бороду.
Мелони, не ответив, перевел взгляд на окно. Помолчав немного, он съязвил:
– А вы, великий Норис, пристрастились к цветочкам и рюшечкам? Может скоро и до юбок дойдет?
Дин Норис сжал зубы, и кресло, на котором сидел Мелони, подпрыгнуло на месте. Молодой человек вцепился в подлокотники.
– Только не надо вот этих вот фокусов! То, что я не дерусь с Вами, это лишь из уважения к возрасту, а не потому, что я ничего не могу!
– Да что ты знаешь о возрасте?! – рассвирепел великий Норис, и кресло Мелони завертелось вокруг своей оси, взмывая к потолку. Едва отошедший от прошлого проявления силы учителя, Мелони почувствовал подкатывающую дурноту. Но он, тем не менее, ясно понимал, что если не справится с этим сейчас, то будет окончательно опозорен.
Мелони заставил себя разжать пальцы и, раскинув руки, поймал движение кресла. Он создавал свою собственную воронку, перехватывая инициативу у учителя. Теперь кресло и воздух вокруг него слушались Мелони. На лбу выступили капельки пота. Дин Норис, почувствовав сопротивление, швырнул, было, наглеца в сторону, но молодой человек утроил вращение, и силовой удар прошел по касательной и, срикошетив, пришелся на одно из окон, которое со звоном разлетелось на осколки. Массивная гардина, сорвавшись с места, с грохотом рухнула на пол, сшибая гобеленовые полотна по обе стороны от окна.
К движению воздуха Норис добавил звук. Низкий, давящий, он, по сути, тоже был движением воздуха, колебанием низких частот.
Мелони объял панический ужас. Он знал, что это реакция организма на инфразвук, но ничего поделать не мог. Пытаясь отвлечь Нориса от себя, Мелони как мог, сосредоточился и попытался создать область низкого давления позади учителя. Непрестанное вращение мешало ему это сделать. Наконец что-то как-то ему удалось. Внутренним зрением он увидел, как бордово-красное пятно Нориса сорвало с потоком с места и швырнуло к стене. Мелони осторожно замедлил вращение и неровно опустил кресло на пол. Из ковра полетели клочки. Ножки кресла оставили рваный полукруглый след.