Охота на доминанта, или 13 отмазок Серова
Шрифт:
— А кем работает твой отчим?
Юля очнулась от дум.
— Никем. Он раньше на комбинате работал, а потом начал пить и его уволили.
— А мать?
Она торгует овощами в ларьке Тиграна.
А кто это?
— Наш местный бизнесмен, возит фрукты-овощи откуда-то с юга. Молдаванин, кажется. Или кореец, я плохо разбираюсь в национальностях. Я тоже у него подрабатываю, когда мама болеет или сильно устаёт.
— И часто она болеет? — спросил Егор Константинович с подозрением.
Юле стало обидно за мать:
—
— Постой, какая водка в овощном ларьке?
Она прикусила язык, но он, кажется, догадался.
— Всё понятно с этим вашим Тиграном. Бутлегер невиннопысский...
Они помолчали, потом Егор Константинович спросил более мягким тоном:
— Значит, она тебя не третирует? Мама твоя. Она к тебе добра? Ты её любишь?
— Люблю, конечно! Просто судьба у неё тяжёлая: залетела в восемнадцать лет от командировочного из Москвы, родители выгнали её из дома. Она помыкалась, поголодала и вышла замуж за отчима. Не любила, но вышла. Он плохой человек, но дал ей защиту, своё имя и дом.
— Этот ваш караван-сарай в фавелах?
Егор Константинович явно злился, но Юля не могла понять почему.
— Не осуждайте мою мать! Я родилась в нулевом году, тогда здесь трудно было. Да и сейчас нелегко. Это в Москве у девушки есть выбор, а в наших. фавелах, как вы выразились, случайная беременность от человека, который не собирается жениться, — это приговор. Вы не понимаете, как сложно одинокой девушке с нагулянным ребёнком.
— Но сейчас-то дети выросли. Твоя мать может уйти от нелюбимого мужа.
— А ей некуда уходить, к тому же она привыкла. — Юля вспомнила ещё одну подходящую цитату: — «Привычка свыше нам дана: замена счастию она».
Утро опять стало хмурым. Радость поблекла, увяла. Зачем он завёл этот ненужный разговор? Какая ему разница, кем работают её родители и где она живёт? Зачем он лезет в её личную жизнь, которая его совершенно не касается?
Он достал из кармана и протянул ей бумажный платок:
— Прости меня. Не плачь. Я должен был узнать, какое участие принимает мать в твоей жизни. Теперь мне спокойнее: хотя бы один нормальный человек рядом с тобой, а не только эти. животные.
Юля высморкалась и взглянула на него. О чём он? Он что-то знает? Гошка вчера разболтал что-то непотребное? Осмотр... Неужели ему хватило наглости хвалиться такими мерзкими вещами? В солнечном сплетении ворохнулся неприятный холодок. Егор Константинович словно заметил её страх и сказал весёлым голосом:
— А ты ещё не передумала по поводу нашего спора?
— Нет, конечно! Я готова взойти на андреевский крест прямо сейчас! И доказать вам, что я настоящая мазохистка, а не какая-то там... нимфетка.
— Нимфоманка, — поправил Егор Константинович, пряча
После этих слов Юля больше не думала о Г оше и о том, что он мог выболтать её постыдную тайну. Она погрузилась в размышления о предстоящем вечере. Если она возбудится от порки Марго, то сможет потребовать у Серова исполнения желания. Но если порка её не возбудит, то ей придётся исполнить желание Серова: переспать с ним.
Неужели это случится сегодня?!
41. Прозрение
Юля
Она хотела быстренько купить первые подходящие по диоптриям очки, но с Егором Константиновичем такой трюк не прошёл. Он хотел получить полный сервис. Это было так по-московски и по-доминантски. Он нашёл самый лучший салон, заставил окулиста проделать всё необходимые манипуляции с её глазами, а потом долго и придирчиво выбирал оправы.
— Да давайте любую купим, мне всё равно. Можно самую дешёвую. Те очки, которые потерялись, стоили меньше, чем в этом магазине стоит шнурок на шею, — сказала Юля.
— Тебе всё равно, а мне нет, — ответил Егор Константинович. — Твои очки были уродскими, они портили твою красоту.
«Твою красоту»! Юля хотела сказать, что никому её красота и даром не сдалась, лучше слиться с местностью и не отсвечивать, но он её не слушал. Снимал со стенда и примерял ей на нос одну оправу за другой.
— У тебя слишком нежное лицо, — наконец сказал он, — все оправы тебя портят. А, может, попробуем линзы?
— Да, — хором обрадовались окулист и продавец, — давайте попробуем линзы! У нас представлена продукция элитного европейского бренда.
— Несите! — перебил их Егор Константинович.
Через час в сумочке Юли лежал годовой комплект самых лучших в мире (по мнению продавцов) линз. А ещё одна пара была вставлена в глаза уверенной рукой окулиста. Юле казалось, что она прозрела. Она потрясённо смотрела на врача, на салон оптики и на Егора
Константиновича... Главное — на Егора Константиновича. Он был ещё привлекательнее, чем она помнила до потери очков. И сегодня вечером, если она не выдаст нужную реакцию на порку, он её трах.
— Какие зелёные у тебя глаза, — прошептал он.
— Да, какие зелёные у неё глаза! — как попугаи повторили окулист и продавец, прицокивая языками от восхищения. — Местами даже голубые!
Юля смутилась. Не из-за комплиментов, а из-за того, что могло произойти вечером. Нет, она была уверена, что победит в споре, но тело — механизм тонкий. Вдруг она проиграет и ей придётся отдаться этому красав... Егору Константиновичу? Жар прилил к щекам.
На улице она потянула его за рукав и, когда он обернулся, сказала: