Охота на доминанта, или 13 отмазок Серова
Шрифт:
Вспомнив о Гоше, Серов скрипнул зубами. Он бы с удовольствием вправил этому засранцу мозги, но это было плохой идеей. Он уедет, а Юля останется. Он ничего не мог для неё сделать — ни как-то облегчить её участь, ни помочь разобраться с родственниками, ни повысить её убитую самооценку. В его положении стороннего наблюдателя, пусть даже заинтересованного и доброжелательного, он мог только одно — избегать ситуаций, которые могли ей навредить. Не целовать её, не спать с ней, не дарить ей оргазмы, не шлёпать по попе, не смотреть вожделеюще, не флиртовать, а главное — не давать надежд и обещаний, которые он не
На душе было паскудно. Он знал, что поступил правильно, но также знал, что ей сейчас тяжело. Если бы он мог вернуться в прошлое, на три дня назад, он бы захлопнул дверь перед странной девочкой в очках и гольфах и сэкономил бы им обоим кучу нервов. Кто же знал, что забавная игра в доминанта и мазохистку приведёт к серьёзным осложнениям? Юлин БДСМ-мный мирок разрушился, как домик трёх поросят, на который дунул волк. Теперь ей придётся что-то делать со своей жизнью, как-то примириться с тем, что она не «маза» и не «саба», а несчастный ребёнок, которого сделали козлом отпущения за грехи матери. Вряд ли Юля забудет слова Марго. Вряд ли забудет, что боль от плети оказалась обычной болью, а не удовольствием. И вряд ли забудет, какое наслаждение может принести общение с мужчиной, которому доверяешь и которого хочешь.
В том, что Юля его хотела, он не сомневался. Она могла это отрицать, прикрываться фиговым листочком мазохизма, но её неопытное тело врать не умело, оно бесстыдно выдавало все её тайны — расширенными зрачками, частым дыханием, жарким румянцем и влагой между ног. Если бы они встретились при других обстоятельствах! Если бы между ними не стояло столько препятствий и условностей!
Серов вышел на балкон, перегнулся через перила и посмотрел в сторону невиннопысских «фавел». С пятого этажа далеко было видно. По дороге, ведущей вглубь частного сектора, шагала щуплая фигурка. Вдруг к ней подбежал парень, — вероятно, Гоша, — схватил за
руку и грубо потащил к дому. Он был младше сестры, но значительно крупнее и сильней. Юля не упиралась, она покорно поспешила за братом.
Серов в раздражении треснул ладонями по перилам и выругался.
Что они с ней сделают? Будут допрашивать? Бить? Стянут трусы и проверят, девственна она или нет? Вдруг не устояла перед заезжим москвичом и потеряла голову? Вдруг отдалась ему, как девятнадцать лет назад её беспутная мать отдалась другому командировочному?
Бешенство закипело в его жилах. Он бросился в прихожую, схватил ключи от машины и выскочил за дверь, но на лестничной площадке — между третьим этажом и четвёртым — опомнился. Вернулся в квартиру. Снова вышел на балкон, всмотрелся в нагромождение домишек, сараюшек и ломаных заборов, но парочка уже скрылась из виду.
Хотелось завыть от бессилия. Никогда прежде он не ощущал себя таким беспомощным. Вероятно, подобные чувства испытывали люди, у которых похитили и держали в заложниках любимое дитя. Любимое. Дитя. Серов потёр лицо руками, пытаясь успокоиться. Он знал её всего три дня — она ему не дитя, и не любимое. Она чужая девочка. Или?..
Он нашёл в баре Марго бутылку виски и обильно плеснул в стакан. Выпил залпом, морщась от обжигающей крепости. Нельзя и рыбку съесть, и косточкой не подавиться! Он оборвал с Юлей все неуставные взаимоотношения ради мира на земле, так чего теперь беситься и выть? Это нелогично!
Когда в двери послышался звук проворачивающегося ключа, Серов был уже в хлам.
— Ты что, нажрался, Серый? — весело спросила Марго, заходя на кухню.
Она взяла со стола бутылку и поболтала ею, оценивая количество выпитого.
— Да, — ответил он, — отправил Юльку домой и нажрался.
— Трахнул её?
— Нет.
— Ну и дурак, — сказала Марго, доставая стакан и наливая себе алкоголя.
— А можно мне капельку? — спросил Ваня, стоявший у двери навытяжку, как часовой.
Марго окунула палец в виски и поднесла к губам своего раба. Тот с энтузиазмом его облизал. Серов скривился.
— Почему дурак? — он сконцентрировал взгляд на Марго. — Я же из лучших побуждений, чтобы... так сказать... не причинить никому вреда.
— Благими намерениями вымощена дорога в ад.
— Погоди, ты думаешь. — он попытался развернуть в сознании эту мудрую фразу и
проанализировать её. — Ты думаешь, что я сделал только хуже? Нужно было переспать с ней? Ты в своём уме? Ты вообще понимаешь, чем ей это грозит?
— Конечно! Это было бы лучшее воспоминание в её жизни! А теперь до самой смерти она будет гадать: а как бы это было с тобой? А какой ты в постели? Как ты целуешься, как стонешь когда кончаешь? И самое главное — а вдруг между вами могло случиться что-то настоящее? — она достала из холодильника кастрюлю и поставила на плиту. — Незакрытый гештальт — страшная штука. Борщ будешь?
— А можно мне борща? — спросил Ваня.
— Она бы меня возненавидела, если бы я переспал с ней и уехал, — сказал Серов.
Марго пожала плечами:
— Женщины редко ненавидят мужчин, которым отдаются по любви. Не веришь? Спроси Наташу.
— Какую Наташу? — Серов поднял голову и посмотрел на Марго.
Ваня тоже на неё посмотрел, ожидая ответа.
— Мать Юли. Она в ларьке работает. Ларёк — около «Пятёрочки», открыт почти круглосуточно.
49. Забирай свои деньги
Он боялся, что утром голова будет трещать от полбутылки виски, но чувствовал себя на удивление собранным. Марго ещё спала, а на кухне хозяйничал Ваня. К великому облегчению Серова он был без кружевного фартучка, зато в брюках и рубашке — как и положено персональному водителю генерального директора. Ещё вчера Серов предупредил его, что завтра их ждёт ранняя поездка.
— Доброе утро, Егор Константинович. Вам кофе покрепче? — заботливо спросил он.
— Сахару сколько класть?
— Я сам себе сделаю.
— Мне не трудно, — не унимался Ваня. — Бутерброды будете? С рыбой, колбасой, сыром?
На его лице появилась новая царапина. Ночью Серов спал тревожно, то и дело просыпаясь и возвращаясь мысленно к событиям дня: Юлиной порке, её неожиданной готовности пожертвовать девственностью (которую она так усердно берегла), к словам Марго — жестоким, но искренним. Иногда его мысли прерывали глухие звуки за стенкой, и тогда он засовывал голову под подушку и снова погружался в дрёму.