Охота на доминанта, или 13 отмазок Серова

Володина Таня

Он отложил ремень и положил руку на пылающую ягодицу. Юля замерла и перестала вертеться. И, кажется, даже перестала дышать. Он погладил её, ощущая, как стремительно гнев сменяется на безудержную животную похоть. Он вспомнил всё: их встречу и первую «сессию», когда она лежала у него на коленях и без стеснения наслаждалась шлепками и ласковыми прикосновениями к клитору. Её первый трепетный оргазм. Вспомнил прерванный контакт на даче Цуканова, когда она голенькая и послушная исполняла все его приказания, а он пытался стать для неё настоящим доминантом. Вспомнил её лежащую

у него в объятиях — на чёрной кровати в красной комнате. И каждый раз он отпускал её — из жалости, из страха причинить боль, из потребности сберечь её невинность ради её же будущего (которое каким-то дурацким и непонятным образом зависело от наличия девственности).

Но не в этот раз.

Он хотел её так, что ломило яйца и закладывало уши. Он не видел ничего, кроме набухшей увлажнившейся плоти между девичьими бёдрами. А ещё он хотел победить в этой схватке двух характеров. Сломить её сопротивление, наказать за упрямое молчание.

55. Момент слабости

Он медленно и почти невесомо провёл пальцем от копчика до ануса и дальше, по налитым влажным губам. Исполосованные ягодицы покрылись пупырышками. Юля всхлипнула где-то в ворохе бумаг, но с места не сдвинулась и вообще никак не выразила своего отношения к происходящему.

Серов расстегнул молнию на брюках, приспустил их вместе с трусами и достал член. Под-рочил немного левой рукой, ощущая, как неумолимо нарастает возбуждение. Он находился в таком состоянии, когда отступить уже не мог — не потому, что не хотел, а потому, что больше не контролировал своё тело. Яички уже выбросили сперму в семявыносящие протоки, эякуляция была неизбежна. Он мог ещё недолго потерпеть, отсрочить оргазм на какое-то время, побалансировать на самом краю, но прервать процесс — нет.

Пальцами правой руки он нащупал самое чувствительное место между ног Юли. Она задрожала и... прогнулась, раздвинув ноги шире. Даже приподнялась на носочках. Что ж, она тоже понимала, что расплата неизбежна. За воровство, за ложь, за то, что отправила его к цыганам, отлично зная, что они ни в чём не виноваты. За то, что рьяно защищала своего подельника Андрюшеньку и выпрашивала для него повышение зарплаты. За то, что давила на жалость с помощью хромого Грея и слабоумного братца.

За то, что играла его чувствами, манипулировала, хитрила и морочила голову.

За то, что он ей поверил.

Серов шагнул ближе к Юле. Направил член между скользких губ и надавил, демонстрируя свои намерения. Юля шумно вздохнула, но не отшатнулась. Напротив, вцепилась пальцами в стол, чтобы стоять ровно и не поехать вперёд. Стоять так, чтобы ему удобнее было её наказывать. Он несколько раз провёл членом по губам, собирая влагу и наслаждаясь видом её набухшей розовой вагины. И одним плавным уверенным движением вошёл в её тело, пробивая хрупкую преграду. Тесный жар охватил его член. Серов не смог сдержать стон удовольствия. Сжал Юлины бёдра, едва удерживаясь от того, чтобы не начать долбиться в беззащитную закровившую дырочку. Причинять излишнюю боль не хотелось,

он всё же не был садистом. Он всего лишь хотел сатисфакции. Он забрал у неё то, что она считала ценным и важным для себя, — её девственность. Теперь она никогда его не забудет, как не забудет то зло, которое ему причинила. Они в расчёте.

Он медленно вытащил член и с глухим стоном кончил в ложбинку между ягодицами. Запачкал густой спермой аккуратный светленький анус. На этом всё. Финита ля комедия. Он достал из кармана бумажный платочек и вытер с лобка и члена следы крови. Скатал в комок и выбросил в урну.

— Да, забыл сказать, ты уволена. Украденные деньги я тебе прощаю — можешь считать их выходным пособием. Купи на них корма своей собаке, должно хватить лет на десять.

— Серов вдел ремень в брюки и тщательно застегнулся. — А с твоим дружком я разберусь завтра. Он от меня так легко не отделается.

Юля ничего не ответила, лишь отвернула голову. Плюх, плюх — со стола снова посыпались папки.

Пришлось стучать по стеклу, чтобы Ваня соизволил разблокировать дверь. Серов сел и устало откинул голову на подголовник. В ушах ещё шумело, пальцы чуть подрагивали.

— Вы были правы, Егор Константинович, — взволнованно зашептал Ваня. — Головорезы и правда приходили — целая банда! Молодые, злые, обзывали меня «московитом поганым». Как будто я виноват, что родился в Москве! Я забаррикадировался, как вы приказали, но всё равно было страшно! Поехали отсюда?

— Завтра поедем домой.

— Как, уже завтра? — приуныл Ваня. — А сегодня?

— А сегодня поедем к Марго. Мне нужно выпить. И отдохнуть... И...

И что-то ещё ему было нужно. Цунами злости и гнева, обрушившееся на него, когда Юля отказалась признаваться в воровстве, отступило, и теперь перед его глазами вставала картина разрушений: смытые дома, вырванные с корнем деревья, повсюду грязь, кучи зловонного мусора и трупы. Всё уничтожено. Не осталось ничего живого.

У девочки и так проблем выше крыши, а теперь ещё и это...

От осознания масштаба трагедии его чуть не стошнило. Он совершил самый омерзительный поступок в своей жизни и понимал, что ничего уже не исправить. Стальная хватка на груди разжалась, но теперь сдавливало горло. Его словно кто-то душил холодными костлявыми пальцами. Жуткое тошнотворное ощущение. Серов сорвал галстук и раздражённо бросил на заднее сиденье.

Марго сразу догадалась, что с ним что-то не так. Она накормила их домашними пельменями с олениной, разрешила выпить по три рюмки водки, а потом отправила Ваню спать.

— А десерт? — обеспокоенно спросил он. — Сегодня наш последний вечер...

— Я тебя разбужу, когда придёт время для десерта, — пообещала Марго, и Ваня послушно поплёлся в спальню.

Серов впервые ему позавидовал. Ему захотелось сбросить с себя ответственность за свои и чужие поступки, отказаться принимать сложные решения, передать управление кому-то другому — умному и сильному.

— Давай рассказывай, — потребовала Марго, включая кофеварку и садясь напротив него.

— Я совершил ошибку, — сказал Серов.