Охота на джокера
Шрифт:
Когда солнце выскочило наконец из-за горизонта, Рида направила лодку к берегу и с размаху крепко посадила ее на песок.
— Умираю, спать хочу, — объяснила она, — а до дома еще часа четыре. Что будем делать — подремлем прямо здесь, или пойдем проситься на ночлег?
По голосу, по ее напряженным плечам Майкл без труда прочел, что она не хочет уходить, более того — чего-то опасается.
— Ладно, остаемся, — легко согласился он, чувствуя себя эдаким лихим парнем, которому все едино — хоть спать на досках, хоть сражаться всю ночь с птицами-людоедами.
Рида соскочила
— Что-то еще случилось? — поинтересовался Майкл.
— Нет, халоймес. Ерунда. Я просто ищу следы от ударов о камни, и не нахожу.
Майкл не поленился — вылез, убедился, и, пожав плечами, отправился на корму — спать. Не с дурной же головой решать неразрешимые загадки!
Рида заснуть так и не смогла, барахталась где-то на границе, то проваливаясь неглубоко, то от самого чувства провала, просыпаясь. Наконец она сдалась, перевернулась на спину и отпустила на волю тревожащие ее мысли.
«Если Туле забыла про «плесневую осаду» и снова попыталась отвоевать космодром, значит Юзеф не слишком прочно сидит в кресле мастера.
Поэтому не стоит торопиться и всенародно объявлять о своем прибытии.
С другой стороны, когда они доберутся до дома, придется, похоже. скинуть этого рыжего симпатягу Майкла на чьи-нибудь широкие плечи (Конрада, например) а самой заняться делами.
Потому что пороги не возникают из ничего, особенно в тех местах, где их отродясь не было.
Только теперь никакого джокерства, никакой Темной Завесы.
Потому что во второй раз оттуда можно и не вернуться.»
И с этой мыслью она поплыла наконец к темному берегу сна без сновидений.
ИНТЕРМЕДИЯ
Впервые Рида поняла, что любит Клода, когда ее (двенадцати лет отроду) отправили «приобретать лоск» в колледж для юных леди. Было это в одном из крупнейших «закрытых» городов Туле, под куполом Лоренца.
Считалось, что она получает образование почти на самой земле, хотя верней было бы сказать: «под землей»
Город был весьма благоустроенный, с парками, городками аттракционов, бассейнами, видеотеатрами, но Риде он казался сущим адом.
Ее вырвали из милого сердцу заколдованного мира и засунули сюда. Ни в здешних предметах, ни в людях, она не видела ни капли жизни — сплошной эрзац и ощущение жеваной бумаги во рту. (Потом, когда она попала на Землю, все повторилось.)
Ни отец, ни мать в колледже не появлялись, им вполне хватало каникул. Рида в глубине души была этому рада. При них она могла разреветься, напугать всех вокруг, а помочь ей они все равно не смогли бы. Только Клод знал, как с ней надо говорить. Только его визиты и посылки помогли ей тогда выжить.
— Я не знаю, как доживу до каникул, — жаловалась она Клоду. — У меня все время все внутри болит, словно перекрученное. Я тут сама как мертвая.
— Эй, подожди, не все сразу! — говорил он и трепал ее по волосам. — У мертвых внутри не болит. Ты уж выбирай. Или — или.
— Ну, может я живая, а с другой стороны немножко мертвая, как Прозерпина.
— Вот это уже лучше. Идея интересная. Я тебе, Прозерпина пяток книжек подберу на эту тему, чтоб ты не грустила, а если и грустила, так с толком. Кстати, скоро твой день рождения, если я не ошибаюсь. Не придумала еще, что тебе подарить?
И тогда Рида сделала единственную попытку внести ясность в их отношения.
— Если ты ответишь на один вопрос, то никакого другого подарка мне не надо.
— Вот как? Совсем интересно. Давай, спрашивай.
— Ты случайно не мой отец?
Клод усмехнулся.
— Совсем случайно?
Потом замолчал.
— А ты хотела бы? — спросил он, наконец.
— Да.
— Тогда, давай, для нас с тобой это будет так, а больше никому знать не обязательно. Договорились?
Она согласилась.
А потом она стала джокером.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
О СМЫСЛЕ СМЕРТИ
Дреймурцы сохранили земные минуты и часы, только этих часов в дреймурских сутках насчитывалось без малого тридцать восемь. Для Риды, когда она прилетела на Землю, время вдруг сжалось и полетело с сумасшедшей скоростью. И только выучка мастера иллюзий помогла ей тогда справится с непрерывным головокружением.
Для Майкла же, наоборот, утро растягивалось, вытягивались в нить облака над горизонтом, земля изгибалась пологими холмами, медленно вращались на излучинах берега реки. Впервые, с того дня, когда он стал айсом, время и пространство прекратили бешеную скачку вокруг него, незаметно улетучилось ощущение, что «жизнь — это когда идешь по канату, все остальное — ожидание жизни». Короче говоря, эта планета и эта женщина, похоже, вознамерились превратить его в примитивного обывателя.
Когда к полудню долгого дня на горизонте возник город-сказка — белая крепость на острове, подъемный мост, мощеные брусчаткой улицы, по которым стучали колесами экипажи, черепичные крыши, огромный парк — Майкл не удивился. Чего-то вроде такого Диснейленда он и ожидал.
— Аргенти-сити, столица Аржента, — объяснила Рида, направляя лодку под мост.
Город, как это и полагалось в древние времена, располагался в месте слияния двух рек.
— А крепость — памятник героям основателям?
Рида рассмеялась, откидывая челку со лба.
— Ее построили четыре года назад, для музея и картинной галереи. Может, это смотрится немного провинциально, но я, признаться, до сих пор горжусь…
— Чем гордитесь?
Она промычала что-то неопределенное, пытаясь подладиться к течению большой реки, а когда ей это удалось, сообщила с серьезно-невинным видом:
— Горжусь собой, и своей родиной.
Майкл принял к сведению и эту шараду. Не надо мешать событиям сгущаться вокруг.
Рида с утра задавалась вопросом: что изменилось в ее госте? И, наконец, поняла: он снял очки. Мысленно она захихикала и потерла руки от удовольствия. Эвристик оправился от культурного шока и был сейчас как флюгерок — нос по ветру. «Я же знала, что они у него для понта!» — подумала Рида.