Охота на эмиссара
Шрифт:
А вот теперь меня накрыло беззвучным смехом: моя юбка задрана до талии, Фабрис продолжает поигрывать пальцами внутри, да и выпирающий бугор в его штанах буквально-таки кричит о намерениях. Кто-кто, а мы точно не стесняемся.
— Спасибо за беспокойство, — в итоге громко ответила я, за что получила ещё один обжигающий взгляд от сероглазого эмиссара. — Но у нас действительно всё в порядке. Я проверю запирающие механизмы, дайте мне буквально десять минут.
— Как скажете.
Зелёный диод над панелью потух, а в чёрных омутах напротив полыхнула молния.
— Десять минут? Ты действительно считаешь, что нам хватит десяти
— Не хотела показаться подозрительной.
Фабрис фыркнул, затем попытался найти застёжку у юбки, но, не найдя её, просто задрал ткань ещё выше, рывком расстегнул ремень и ширинку и вошёл одним махом.
— Тогда не будем терять время, — прошептал он на ухо, набирая темп.
Из лифта мы вышли не через десять минут, и даже не через двадцать, но Фабрис уверил меня, что стены кабины не пропускают ни звуки, ни бета-колебания и никто не узнает, чем мы там занимались на самом деле. Перед выходом он тщательно стёр наши отпечатки пальцев и неожиданно задержал взгляд на моей руке.
— Ты не носишь моё кольцо? — спросил он максимально небрежным тоном, но я чувствовала за ним тщательно скрываемую едкую горечь.
В итоге молча вытащила из-за ворота цепочку и продемонстрировала подарок:
— Ношу. Просто так, чтобы никто не видел.
Глава 27. Кольцо
Даниэлла
Начало июня. Тур-Рин
Дни закрутились со скоростью света. Я чувствовала себя попавшей в нестабильный туннель маломощной шлюпкой — меня швыряло из стороны в сторону, несло в общем потоке событий и не давало вырулить хоть к какому-либо берегу и немного передохнуть.
Я разрывалась между двумя планетами, работала, работала и снова работала. В те редкие командировки, когда приезжала на Цварг, иногда оставалась у Фабриса на ночь. Время от времени он без предупреждения буквально вваливался в мою крохотную квартирку на Тур-Рине среди ночи и набрасывался как одержимый, а с первыми лучами солнца собирался и улетал по своим делам. Ещё чаще случались ситуации, когда я прилетала на Цварг, а дежурный секретарь сообщал, что господин Робер отбыл по важному делу.
Не передать словами, как это огорчало. Фабрис больше не делился со мной текущими заданиями, как будто вдруг перестал доверять. Когда мы виделись, он отмахивался чем-то вроде «всё в порядке, ничего интересного, лучше расскажи, как дела у тебя» и мастерски переводил стрелки. Зачастую даже секретари СБЦ толком не могли сказать, где именно находится эмиссар — не то путаница в базе данных, не то Робер взял сразу два задания, не то просто неправильно занесли информацию в систему.
Редкие ночи с Фабрисом были прекрасны, вот только днём я чувствовала себя любовницей, и от этого становилось гадко. Собственно, любовницей и являлась. Цварг общался со мной только тогда, когда ему было удобно, и, что самое ужасное — он отгораживался. Между нами будто возникла стеклянная стена: вроде бы видишь собеседника, но не слышишь.
Чем больше я пыталась абстрагироваться от мыслей, что я для него всего лишь удобное и приятное времяпрепровождение, тем сильнее чувствовала, как на шее затягивается удавка самообмана.
Я его любила. Действительно любила.
Надо было раз и навсегда отказаться от Фабриса, расставить все точки над рунами, сказать жёсткое «нет». Всякий раз слова «нам надо поговорить» почти
Мне было страшно признаться даже самой себе, что я отчаянно, до рези в грудной клетке вновь хочу увидеть Фабриса, что я нуждаюсь в нём так же, как люди нуждаются в воздухе, цветы — в солнце, а рыба — в воде. Когда он был рядом, он был моим воздухом, солнцем и водой. Когда он уходил, я начинала задыхаться, замерзать и мучиться в агонии жажды.
«Нельзя так любить, чтобы растворяться. Нельзя!» — тщетно твердила я себе и рьяно вгрызалась в работу, потому что это единственное, что отвлекало от размышлений о сероглазом мужчине. Я где-то слышала фразу, что сердцу не прикажешь, только если оно не ведёт к тому, что убивает. Любовь к Фабрису медленно отравляла и разъедала внутренности, но я всё равно не могла заставить себя перестать наслаждаться минутами, когда он был рядом. И если бы он не отдалялся… если бы я только чувствовала, что нужна ему так же, как и он мне. Но он как будто специально меня отталкивал. Хотя потом притягивал...
Дни стали бесконечными и маетными, как свинцовые тучи на Тур-Рином, и тяжёлыми, как бессонные кромешные ночи.
Надо было закончить этот фарс.
Надо было…
Но я не могла.
Я совершенно запуталась в собственном лицемерии; один внутренний голос, словно насмехаясь, говорил, что это именно то, чего я хотела, а второй тихо, но упрямо повторял, что это именно то, чего я боялась.
Таких случаев, как в грузовом лифте, у нас с эмиссаром больше не происходило: мы всё же если и уединялись, то старались делать это или в его квартире на Цварге, или в моей — на Тур-Рине. Несколько раз я ловила на себе сочувствующие взгляды от Жана, излишне внимательные — от Онезима и прищуренно-изучающие — от Роджера, но ни один из них не сказал мне и слова. Это и удручало, и радовало одновременно. Если бы хоть кто-то что-то сказал, я бы не выдержала и высказалась в ответ, а так… они лишь смотрели. И знали.
Апофеозом странных и вязких, как болотная топь, отношений стал апрельский звонок от Лейлы Виланты, который и вовсе превратил мою жизнь в гротескную трагикомедию. Полупрозрачная, мерцающая голубым светом голограмма соткалась в полный рост прямо на кухне. Не узнать чистокровную цваргиню и настоящую жену Фабриса было невозможно. Вот только пока я изумлённо смотрела на внушительный живот явно беременной женщины, она первой начала диалог:
— Значит, ты та самая Даня?
— Да, та самая.
Даже отпираться не стала, сказала как есть и безразлично пожала плечами. Взгляд скользнул по объемному животу Лейлы, и я малодушно поймала себя на том, что даже не хочу знать, кто отец ребёнка. Боюсь, если окажется, что Фабрис мне всё-таки врал, то я не выдержу и скачусь в депрессию.
— Будет мальчик?
— Духи Предков ответили, что девочка. — Лейла улыбнулась и положила ладонь на платье. Запястье собеседницы было украшено причудливой татуировкой с переплетающимися лозами и цветами. Тонкая работа. Забавно, раньше у расы цваргов любви к татуировкам я не наблюдала. Неужели это веянье Ларка?