Охота на кавказских мужчин
Шрифт:
иначе не случится ничего:
не будет ни Сатурна, ни Ка-Пэкса.
Кавказцы – это роскошь, торжество.
Рождение на небе урагана,
идущего на прочее войной.
А я проснулся ныне утром рано
и накатил коньяк открытый Ной.
Подумал о природе иностранцев,
и мне сказали Грозный и Магас:
охота в этом мире на кавказцев
до мира и кавказцев началась.
* * *
Выходишь
под посвисты пуль и под взрывы снарядов.
Себе улыбаешься вдруг, молодой.
Пугаешься змей, их укусов и ядов.
Меня ожидаешь с похода опять.
Я в битве застрял, меня ранили в руку.
Тепло очага, дети, шкуры, кровать.
И муж и жена словно части друг друга.
Как нечто единое сердцем своим.
Поэтому все из аула черкесы
сидят у костра и взирают на дым.
Поют голосами навзрыд Марсельезу.
А мы обнимаемся, видя себя
на этом и через столетия месте
среди чернобровых девчат и ребят.
Любить и быть верным любви – дело чести.
Задача вхождения небом во вкус
творить из двоих их слияние – чудо.
Кавказ – это горы Казбек и Эльбрус,
которые спину венчают верблюда.
* * *
Кавказ – уравнение и расшифровка
того, что Египет всему загадал.
В Тбилиси стою на одной остановке.
Курю Беломор и вдыхаю завал.
Вбираю в себя горы, кучи, курганы.
Мне просто легко среди Грузии всей,
поэтому я не читаю Роллана.
Мне пишет письмо по сети Саша Грей.
Его я стираю не пальцем, а пальцем.
Роняю хорошее пиво в себя
и им вымываю из оного кальций.
Я еду в такси, никому не грубя.
И слушаю музыку Моцарта, Листа
и прочих творцов из ушедших времен.
На небе ни тучи, практически чисто,
когда бы не солнце как аккордеон.
И в мозг мой вошедшая экстренно фраза:
"Кавказ представляет собой самолет,
чьи иллюминаторы – фары Камазов,
везущих налево и вправо полет".
* * *
Господь обнадежил меня не собой.
Он бросил мне кость – то есть ось и колеса.
Я в зубы схватил ее, бросился в бой
и трижды купил рис, перловку и просо.
Рассыпал их птицам, таким воробьям,
что пулями входят в пространства избыток.
За городом вырос немыслимо хлам.
ТВ, интернет есть подобие пыток.
Они – инквизиция средних времен.
Послание женщине попросту дыба.
Мужчина идет по земле в унисон
звучащему над человеком спасибо.
Его произносит родная страна
для данного отпрыска и индивида.
Поэзия всем и любому нужна.
Искусство – бессилие, злость и обида.
Наука – Чайковский, Бетховен и Бах.
Поэт и ученый – ненужный и лишний.
Базар – это кладбище: в разных гробах
в могилы желудков попасть жаждут вишни.
* * *
Меня позвал давно Воронеж.
И я сорвался и поехал.
О Виктор, ты дорогу помнишь?
Летел автобус ночью – эхо.
Мы слушали попсу былую,
из девяностых или дальше.
Шептали только аллилуйя.
Прочли стихи почти без фальши.
Поездили вдвоем по граду
и покурили сигареты.
Медаль вручили мне в награду.
И я не забываю это.
Живу, пишу, хожу с друзьями
на разные все время встречи.
Мой друг, обеими руками
я обнимаю твои плечи.
Внутри Восточного экспресса
беру нам чай и хачапури.
Тебя ведут в работе рельсы.
А ты позируешь в натуре.
Тебя рисуют очень долго.
А я иду туда по пыли,
где я поймаю рыбу в Волге,
но не в реке – в автомобиле.
* * *
Цветут и пахнут патиссоны.
Их собирает дед Егор
и отправляет в небо тонны
равнин, ручьев, озер и гор.
Он занавешивает дыни
и жарит лук на гранд—костре.
К нему спускаются богини.
Целуют деда на заре.
А тот опрыскивает ядом
картофель, лук и огурцы.
Ругается премного матом.
Трубит успех во все концы.
Тем самым делает округу
ареной битвы и борьбы.
Егор кладет за спину руку.
Побаивается толпы.
Бывает пьяным на заводе
и понимает лишь одно:
Христос живет на огороде
как пугало давным-давно.
* * *
Немного остыли сегодня друг к другу?
Я сквозь километры целую тебя.
Держу твою скромную белую руку,
тебя на заочную связь торопя.
А ты улыбаешься нежно и чутко,
жена перед богом навеки моя.
Как пес ожидает хозяина в будке,
тебя призываю всей сущностью я.