Охота на Минотавра
Шрифт:
– Чего в нашем музее только нету! – вскинул голову с кругом седой бородки Куприянов. – Сами порой удивляемся!
– Так что, Борис Борисович, есть такая коллекция? – напрямую спросила Зинаида Ивановна.
И все тотчас уставились на хранителя запасников.
– Есть, – ответил работник музея. – Есть такая коллекция, но очень далеко спрятана! Мы ее уже лет тридцать не открывали. Да и тогда открыли, частично проглядели, я еще относительно молод был, и обратно спрятали.
– А почему их было не выставить? – спросил Мишка. – Картины Мельникова?
Куприянов усмехнулся:
– Выставить?! Эх вы, молодой
– К тому времени нас завоюют инопланетяне, – изрек Мишка.
– Нет, – покачал головой Паша. – К тому времени нас завоюют зомби.
Сомов цокнул языком:
– Не исключено. Пари, Кисель?
– Я – Павел Александрович, – напомнил долговязый одноклассник.
Их диалог заставил искусствоведа Куприянова поморщиться:
– О чем вы, молодые люди?
– А вы нам покажете эти работы? – перебив всех, напрямую спросила Юля.
Вопрос вернул хранителя к действительности.
– Вот, девушка! Чтобы показать вам эти работы, я должен потратить несколько часов своего времени, а то и дней, забросив другие дела, куда более важные для меня и музея. Понимаете?
– Ну покажи ты им эти картины, Борис Борисович, – попросила Зинаида Ивановна. – Видишь, молодые люди интересуются.
– Очень интересуемся, – подтвердила ее слова Юля.
– Это и странно, – заметил Куприянов, – и похвально одновременно. Что ж, идемте. Убью на вас полдня, молодые люди.
– С нас коньяк, – когда они выходили из кабинета завхоза, тихонько сказала Юля.
– Да ладно уж, – отмахнулся Борис Борисович, но сделал это неуверенно, без души, что явно говорило: идея с коньяком не так уж и плоха. – Я только возьму ключи, – предупредил он и направился в свой кабинет.
– Не смог он тетке соврать, – усмехнулся Мишка, – мол, нет у нас таких картин! Потом попросил бы у нее холстов и подрамников, лаков и красок или чего еще, а она бы ему: нету, Борис Борисович! Иди ты лесом.
– Да, Зинаида Ивановна – молодчина, – согласилась Юля.
Куприянов очень скоро вышел с общей тетрадью под мышкой, закрыл кабинет и направился к молодым людям.
– Ну что, идемте искать ваши полотна?
Глава третья
Аттракцион ужасов
Несколько коридоров, один темнее другого, и они у цели. Куприянов загремел ключами. Дверь открывалась со скрипом. Воздух был спертым, приторно пахло краской и старьем. Запасники музея представляли собой заброшенный склад. Тысячи предметов искусства – живописи и скульптуры – громоздились тут на стеллажах и вдоль стен. Иные полотна были хорошо упакованы, другие просто укрыты холстами или клеенками. Под драпировками читались фигуры греческих богов. Проходы между стеллажами вели в разные концы обширного помещения.
– И таких залов у нас три штуки, – заметил Куприянов. – Этот – второй. Тут еще ничего себе так. Третий – просто свалка. Каждый год хотим устроить большую ревизию, да все руки никак не доходят. Нам бы за первым залом уследить, сохранить экспонаты, уже хорошо!
– А почему не выставить шедевры хотя бы из первого зала? – спросил наивный Мишка. – Если там все прилично?
– Потому что музей ограничен по объему, молодой человек. Представлены наиболее ценные экспонаты. Но иногда мы одно снимаем и выставляем запасники, – он заглянул в тетрадь. – Коллекция из дома купца Мельникова должна быть где-то здесь. Седьмой ряд, третий ярус.
– Они настолько второсортны, – разочарованно спросила Юля, – что вы от них попросту отказались?
– Они настолько убиты, если говорить современным языком, – пояснил Борис Борисович. – Вот он, седьмой ряд. Картины – не ветхое жилье, они подлежат восстановлению. В восемьдесят пятом году прибалтийский психопат сжег в Эрмитаже «Данаю» Рембрандта серной кислотой – сжег процентов на девяносто. А теперь она висит на том же месте как новенькая. Правда, это уже не Рембрандт, а произведение лучших специалистов-реставраторов, но факт остается фактом. Картиной опять можно восхищаться! Но сколько было потрачено мастерства и времени на ее восстановление! Так это Рембрандт! Тут, в этом музее, таких картин – полуистлевших, выцветших, безымянных – тысячи, но кто ими будет заниматься?
– Нас интересуют картины не как произведения искусства, – вдруг заговорил до того молчавший долговязый парень в «страшной» майке. – Нас они интересуют как носители той или иной информации.
– А вы, простите, чем занимаетесь, – нахмурился Куприянов, – молодой человек в интересной майке? Я все хотел спросить, да как-то откладывал.
Юля опередила спутника:
– Это Павел Киселев – краевед, он лучший в городе специалист по Мельниковым. Да, Павел?
– Можно сказать и так, – кивнул долговязый.
– Похвально. Я бы хотел спросить о майке… Можно?
Как было отказать искусствоведу Куприянову?
– Спрашивайте, – разрешил Паша.
– Вы носите из чувства протеста? – поинтересовался искусствовед.
– Он ее носит из чувства солидарности со всеми серийными убийцами мира, – вновь за Пашу ответил Мишка.
– Заткнись, Сомов, – пробурчал Киселев.
– Мальчики, – предостерегла их Юля.
– Ну что ж, о вкусах не спорят, – пожал плечами Борис Борисович, так и не дождавшись ответа от Паши. Зачем тогда вся эта мизансцена? – Вот мы и пришли. Дальше тупик, – он оглядел стеллажи. – Кажется, здесь этот самый третий ярус.