Охота на охотников
Шрифт:
Это были московские фотороботы, составленные по описанию Владимира Левченко.
– Сергей Михалыч, - как можно мягче произнес Егоров, - эти карикатуры... рисуночки эти, - поправился он, - у меня есть. А толку-то?
– Не торопись делать выводы, - сказал С Печки Бряк, - переверни бумажки.
Егоров перевернул. С Печки Бряк потянулся к бутылке, жесткость, возникшая у него на лице, исчезла, морщины, изрезавшие не только щеки, но и губы, разгладились. Снова налил в фужер "хеннесси".
На обороте фотороботов стояли фамилии, имена, отчества, домашние адреса и телефоны Каукалова и Аронова.
– Михалыч, родной! Как тебе это удалось?
– возбужденно воскликнул Егоров.
– Фантастика!
С Печки Бряк отпил немного коньяка из фужера, зажевал бананом.
– Да вот, удалось, - молвил он скромно.
– Пришлось обращаться в Москву, - С Печки Бряк растянул рот в улыбке, - куда же нам, провинциалам, обращаться еще? Только в нее, в столицу нашей Родины, чтоб её приподняло да хлопнуло. Там, у одного знакомого в МВД, заполучили фотороботы, сделали анализ, вышли на кое-кого, сориентировались, как и положено в таком тонком деле, чтобы не допустить ошибки, совместили факты, а затем тряхнули одного старика... Вот и вся история, дорогой!
– Фантастика!
– вновь потрясенно воскликнул Егоров. Он понимал, чего, каких усилий стоит такая операция, хотя не знал её деталей, но детали эти можно было очень легко вычислить.
– Феноменально, Михалыч!
– Егоров поднес к глазам бумагу, словно бы не верил тому, что видел, восхищенно поцокал языком.
Вид у него стал молитвенным, он готов был хлопнуться на колени перед старым своим шефом, С Печки Бряк сделал отрезвляющий жест, возвращая Егорова с неба на землю, предупредил:
– Только будь осторожным. Там за всем этим стоит очень мощная структура, она кого угодно схряпает. Растворят тебя в кислоте - даже пуговиц потом не найдем.
– На всякую хитрую задницу, Сергей Михалыч, есть хрен с винтом, заковыристо ответил Егоров.
Вечером к Рогожкину заехал Стефанович - немногословный, собранный, этакий комок мышц с седой головой и тяжелыми жилистыми руками, излучающий энергию и бодрость: Стефанович по характеру своему был лидером и, если бы захотел продвинуться по служебной лестнице, очень скоро стал бы депутатом либо каким-нибудь видным профсоюзным боссом, но Стефановичу нравилось его дело и бросать его он не собирался.
Посидев немного во флигельке, в комнате у старшего Рогожкина, Михаил не ждал гостя, суетился, не зная, чем угостить бригадира дальнобойной колонны, - Стефанович задумчиво побарабанил пальцами по столу, произнес хрипло, без всякого выражения в голосе:
– Я слышал, ты собрался жениться?
– Собрался, - смущенно подтвердил Рогожкин, - есть такое мероприятие в планах.
– Бабу твою, Настю, я знаю. Преданная будет жена.
– Стефанович снова побарабанил пальцами по столу.
– Только жить тебе здесь с нею будет тесновато.
– А что делать, старшой?
– Рогожкин развел руки в стороны.
– Выхода нет. В тесноте - не в обиде.
– Надо подумать...
– Стефанович вновь прошелся пальцами по столу. Да и с братом вместе жить тоже трудновато будет.
– Почему? Мы с ним - душа в душу. И дальше будем так жить...
– Вы с Ленькой - да. Но ты возьми в расчет и семьи - свою и Ленькину. Будут ли жены ваши жить в мире?
Рогожкин непонимающе глянул на гостя, и тот от огорчения лишь головой покачал: парень ещё не созрел, не понимает, какие сюрпризы может преподнести всякому женатому человеку семейная жизнь, сколько в ней всего такого, где голову сломает даже самый опытный, самый терпеливый человек. Стефанович пожевал твердыми губами, несколько минут сидел молча, никак не реагируя на суету Рогожкина - тот то предлагал Стефановичу выпить, то выставлял на стол нехитрую закуску, то делал что-нибудь ещё - и все растерянно, торопливыми чужими движениями; Стефанович отметил про себя, что это лишний раз свидетельствует в пользу Рогожкина. Наконец Стефанович заговорил снова. Он словно бы собирал силы, энергию для разговора.
– У Насти - твердый характер, у жены твоего брата характерец тоже м-м-м... тоже твердый. Камень. А камень о камень дает искру. Из искры, как известно, возгорается пламя. Вот и пошло, и поехало... А это тебе совсем ни к чему.
– Я понимаю, я понимаю.
– Рогожкин перестал носиться по комнате, сел напротив Стефановича, глянул в окно, завешенное простенькими ситцевыми шторками. И все-таки он не верил, что Настя может поругаться с Галиной. Она же умная, его Настя, и Галина умная. А умные женщины стараются не показывать свой характер.
– Я понимаю...
Стефанович молчал. Рогожкин отодвинул занавесочку в сторону. Двор у брата был небольшой, чистый, под старой черемухой - редким для здешних мест деревом, - стояли вкопанные в землю две скамейки и стол. Летом Леонтий за этим столом любил обедать. Иногда, если приходили приятеля из автобусного парка, - выпить по паре стопок крепкого бурачного, произведенного из первоклассной сахарной свеклы самогона и сыграть в домино.
Пусто было сейчас во дворе. Сыро. Тихо падал влажный мелкий снег, невольно вызывающий щемящее чувство, мысли о том, что все проходит и душа человеческая в конце концов обратится в такой же мелкий снег и холодной пылью просыплется на землю.
– И когда ты надумал сыграть свадьбу?
– спросил Стефанович.
– Сходим в Москву, вернемся - я попрошу три дня отпуска. Специально под свадьбу.
– Зачем брать отпуск? Это не обязательно. У тебя есть отгулы.
– Да не успел я ещё с отгулами, - смущенно пробормотал Рогожкин, чтобы заработать отгулы - побольше посидеть за баранкой надо. Неудобно...
– Неудобно со шкафа в штаны прыгать, - перебил Стефанович.
– Что удобно, а чего неудобно - я знаю лучше тебя. А вообще, - он приподнялся и также глянул в оконце, на серый заснеженный двор, на любимый столик Леонтия, припорошенный белой крупкой, - вообще ты мне приглянулся, и я думаю в ближайшем будущем определить тебя в замы по колонне. Чтоб ты, значит, всем также заправлял - и общаком, и документами, и к оружию доступ имел. Я тебе покажу тайнички в двух машинах, где мы храним оружие.
Рогожкин вспомнил, что, когда ездил в Москву, Стефанович брал с собой автомат. Стефанович, словно бы прочитав мысли Рогожкина, вздохнул:
– Россия - это своя территория, тут есть, ежели что, к кому обратиться, а вот какая-нибудь солнечная Италия или оливковая Испания чужая земля. Там, бывает, очень нужно оружие. Чтобы отбиться от очередной русской группировки, засевшей где-нибудь на дороге. Не от итальянцев отбиться, нет, - итальянцы этим не занимаются, - от наших же соотечественников с бритыми головами... Так что, Миша, - Стефанович впервые назвал Рогожкина по имени, - будь готов подпереть меня своим плечом.