Охота на птичку
Шрифт:
– Тот красивый русский не приходил? — спрашиваю ее шепотом.
Подруга отрицательно вертит головой, хитро улыбается:
– Понравился он тебе… А говорила, русские не интересуют.
Я строю виноватую рожицу и пожимаю плечами.
– Он придет, - уверенно говорит Стефани и велит бармену нести нам два бокала шампанского. У нее сегодня смена, но, поскольку ресторан пустой, можно расслабиться.
Мы сидим и болтаем о всякой ерунде, хохочем и подшучиваем над скромнягой барменом и сердцеедом шефом, но мысли мои не здесь и не с
Я его жду. То и дело поглядываю на вход в надежде заметить высокую фигуру, уверенно заруливающую на террасу. Гадаю, что на нем может быть надето: очередная навороченная футболка? Поло? Или, что еще лучше, белоснежная рубашка, которая так ему идет? Неважно, в чем он будет — пусть просто войдет!
Кажется, я по нему скучаю. Почти мучаюсь от желания заглянуть в его невероятные зеленые глаза и ответить на самую красивую в мире улыбку. Теперь я не боюсь откровенно поговорить о нас. То ли перспектива новой работы придает мне смелости, то ли страдать и унижать себя надоело, но я готова попробовать побороться за него - и себя рядом с ним.
Однако Гордиевский не приходит. Напрасно я ждала, предчувствие меня обмануло.
Дома я буквально не нахожу себе места.
Я что, больше никогда его не увижу?
Неожиданно эта мысль ранит больней, чем присутствие в его жизни Юли.
Зачем я сбежала из отеля, когда стоило перешагнуть через обиду и просто поговорить? Так делают взрослые люди, но не я. Не зря Никита назвал меня ребенком. А какому мужчине охота возиться с детьми?
К утру, как следует проревевшись в подушку, я не выдерживаю и разблокирую его номер, чтобы прочитать сообщения.
Их было пять, и они уже удалены - все, кроме последнего, отправленного несколько часов назад:
«Все равно будешь со мной. Ты моя».
Судорожно читаю, снова и снова складываю эти невероятные слова. Слева направо, справа налево. Никак не могу остановиться. Внезапно щеки вспыхивают, во рту пересыхает от волнения.
Нужно ли мне что-то ответить? Это не вопрос и не предложение. Он утверждает, выдает за факт. И мне нужно либо принять его, либо оспорить. Но на этот раз я не стану спорить. Я хочу быть с ним, только с ним.
Глава 28
Соня: …буду его, несмотря ни на что
Утром меня будит звонок в дверь. Звук у него незнакомый и до ужаса противный. Он тренькает и смолкает, потом дребезжит снова, еще более настойчиво. Сначала мне хочется убить всех причастных к этому звуку. Я накрываю голову подушкой и пытаюсь отключиться. Да что ж такое?
Пожар? Землетрясение? Меня пытаются спасти?
От внезапной догадки сон как рукой снимает. В одно движение подрываюсь и бегу к входной двери.
Сонное тело не успевает подстроиться под импульсы мозга и сгруппироваться как следует. Впечатываюсь локтем в шкаф, растираю место ушиба и тут же спотыкаюсь о завернувшийся край коврика. Хорошо, что дверь деревянная, а не металлическая. Лечу вперед, бьюсь небольно, но
Разъяренная не на шутку, щелкаю замком. И кто же стоит передо мной?
Никита Гордиевский, собственной персоной.
– Чертова одержимость, — бормочу я и крепко зажмуриваюсь. Сейчас открою глаза, а его нет. Не припоминаю, чтобы давала ему свой адрес.
Открываю глаза — нет, стоит. Красивый такой — аж дух захватывает. Только хмурый и слишком серьезный, на себя обычного не похож. Ни тебе фирменной улыбочки, ни заигрывающего взгляда. Одной рукой упирается в дверной косяк, а другой прижимает к груди коробку конфет. Смотрит выжидающе и молчит.
Щипать себя бесполезно. Я сто процентов не сплю - разволновалась, думаю о том, что выгляжу мятой и лохматой, и о вещах, разбросанных по всей комнате… Во сне я не стала бы переживать об этом, там я бы кинулась ему на шею.
– Одна? — спрашивает Никита вместо приветствия. — Войду?
Делаю шаг назад и жестом приглашаю внутрь.
Я живу в небольшой комнате, которую предприимчивый каталонец сдает как отдельные апартаменты, потому что в нее впихнули мини-кухню с чайником и микроволновкой, и маленький санузел с тесной душевой кабиной. Всего в квартире шесть таких комнат. Их объединяет длинный коридор, поэтому я в шутку называю свой дом общагой.
Никита заходит и сразу заполняет собой все пространство. Дело не только в высоком росте. В темно-синих брюках и пиджаке поверх тонкого песочного пуловера он словно только что с обложки зимнего каталога Hugo Boss: красив и уверен в себе, заметен и значим. Его много. Существует только его запах, звуки шагов и движения. Превосходство висит в воздухе.
– Тебе, - он протягивает красную коробочку с портретом Моцарта.
Я мгновенно узнаю ее - однажды покупала такую на пересадке в Вене.
– Спасибо, — благодарю хриплым после сна голосом и протягиваю руку, чтобы принять подарок.
– Ты был в Австрии?
Он не сразу отдает коробку. Мы с двух сторон держим ее, цепляемся взглядами. Никита смотрит пристально, изучающе. Я теряюсь, бегаю глазами по его лицу. Пластыри он уже снял, но швов совсем не видно из-за отросшей щетины. Так и не побрился.
– Только с самолета, - он, наконец, отпускает коробку и идет к кухонному уголку. Осматривается. — Кофе у тебя найдется?
– Растворимый в стиках, невкусный, - признаюсь я и пытаюсь пригладить растрепанные волосы. Жутко стыдно за свой вид и за беспорядок в комнате. — Внизу есть хорошая кофейня, можем спуститься и выпить там. Я только умоюсь.
Никита кивает.
Если бы этот герой глянцевых обложек явился вчера, я бы ему соответствовала. Но мы катастрофически не совпадаем, нигде и ни в чем. Сегодня он разодет и только с самолета, а я - в выцветшей пижаме с облупленным Микки на груди, только отодрала сонное лицо от подушки.