Охота на птичку
Шрифт:
Они целуются, вокруг все аплодируют, а я плачу. Сама того не ожидая, реву при виде чужого счастья. Это так трогательно!
У меня конкретно екнуло, когда под аккомпанемент скрипки Гордиевский протянул руку. Я не маленькая девочка, которая верит в принцев из сказочных замков и розовых пони, но мне тоже хотелось бы однажды услышать предложение руки и сердца в таком красивом месте. Понимаю, что еще не время, но ведь однажды такое станет возможным?
Пока я утираю слезы умиления, Никита просит счет и расплачивается. Как всегда, я пытаюсь оплатить свою часть, но он уверяет, что
Из зала ресторана мы выходим на огромную темную террасу, с которой открывается открыточный вид на залитую огнями Эйфелеву башню.
На улице заметно похолодало, дует пронизывающий ветер. Я ежусь, Никита сразу меня обнимает. Вжимаюсь в его рельефное теплое тело, через футболку вдыхаю знакомый запах и улетаю. Так опьяняюще прекрасно мне не было нигде, ни с кем и никогда. Рядом с ним почти все впервые.
На фоне ночного Парижа перебрасываемся взглядами. Каждый думает о своем, но мысли похожи.
– Ты уже бывал тут? — спрашиваю я и уточняю: - С девушками?
Отрицательно машет головой.
– Бывал в Париже еще студентом, с лучшим другом, не с девушкой.
– А места такие знаешь, куда принято девушек водить, - замечаю я.
– Я готовился к этой поездке. Пока летал в Вену, смотрел обзоры и читал советы, - признается он, и его голос звучит серьезно.
– Вот это ты заморочился, - говорю я уже без иронии - она сейчас явно лишняя.
– Ради тебя стоило, - отвечает он и смотрит мне прямо в глаза. Долго и проникновенно.
Меня ведет от этого взгляда. Картинка вокруг его лица начинает расплываться, и под ложечкой холодеет. С очередным порывом ветра меня пронизывает едва уловимое интуитивное осознание, что приближается особенный момент. Я в замешательстве и резко перевожу тему.
– Что ты делал в Вене? Работа?
Никита отпускает мои глаза, смотрит вдаль.
– У друга умер отец, ездил поддержать.
– Сочувствую ему. Мне было двенадцать, когда не стало папы, но помню до сих пор, как это больно. Он был единственным в этом мире, кто любил меня по-настоящему.
Я спешу выговориться. Редко вспоминаю папу - это всегда тяжело.
– Не единственным…
Он произносит это тихо и как будто в сторону, но я все равно слышу.
Что он хочет сказать?
Меня охватывает паника. В висках стучит, внутри все пульсирует. Нет, он не может любить меня, так не бывает. Если скажет, что любит - не поверю, приму за насмешку. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Такими словами не разбрасываются. Если реально есть чувства, о них не объявляют сразу. Только не спустя несколько совместно проведенных дней. Не говори, Никита! Пожалуйста, не делай так!
И он с улыбкой договаривает:
– Тебя многие любят, как можно тебя не любить?
«Не любит он тебя, глупая! Размечталась, - ликуют мои внутренние демоны.
– Это ты втюрилась. По уши втрескалась. Пропадешь!»
Да, я влюблена в Никиту Гордиевского и самой себе в этом давно призналась. Но ему пока ни слова.
Глава 32
Соня: Он смотрит на меня
Наш отель расположен на тихой улочке с платанами, в самом сердце Парижа. Идти до него от ресторана минут пятнадцать, а мы добираемся уже целый час. На каждом повороте тормозим и примагничиваемся друг к другу. Целуемся сначала нежно, потом - страстно, и чем дальше, тем яростнее. Тормоза отказывают постепенно, но в итоге их окончательно срывает.
Перед самым отелем бросаем на землю рюкзаки и буквально впечатываемся телами, неистово хватаясь друг за друга губами и цепляясь руками. Никита подхватывает мое бедро и приподнимает. Упираюсь в его эрекцию и теряю остатки разума - ныряю руками под его майку и впиваюсь ногтями в крепкую спину.
– Тс, Птичка. Тормози, а то трахну прямо на улице.
Он говорит пошлости, а мне в кайф. Я готова переспать с ним на улице, в лифте, на общественной террасе — да где угодно.
– Ты все пугаешь и никак не трахнешь, - нахально заявляю я. Осознанно провоцирую.
У него в зрачках вспыхивают языки адского пламени - кажется, мне оттуда подмигивает сам дьявол. Кровь стынет от такого взгляда.
– Ну держись, Соня. Ты сегодня не уснешь, - предупреждает Гордиевский и тянет меня за руку в холл отеля.
– Только завтра чур не хныкать, что ходить больно.
– Ой-ой-ой, испугалась, - отвечаю я, но самом деле конкретно трушу.
Надеюсь, сонный парень на ресепшен, который выдает нам памятки постояльцев и ключи, не замечает, с какой яростью Никита сжимает мою талию и как потом опускает руку ниже, крепко прихватив за ягодицу. Визжать неприлично, поэтому я широко улыбаюсь, пытаюсь скрыть реакцию. Но, если честно, я в шоке, даже коленки дрожат.
Номер у нас небольшой, но очень уютный. Светлые, теплых тонов, стены, паркетный пол, классическая деревянная мебель, портьеры. На потолке - люстра, в углу - массивный напольный светильник с широким бежевым абажуром. Старая добрая европейская классика. Никогда не жила в таком интерьере, но всегда мечтала.
– В душ вместе? — подмигивает Никита, бросая наши рюкзаки у огромной кровати.
– Ты первый, - иду я в отказ. Гигиенические процедуры в присутствии парня для меня перебор.
Совершенно не стесняясь, он раздевается, бросает одежду на кровать и скрывается за массивной дверью. Я еще раз осматриваюсь, притормаживая взглядом на кровати.
И чем я отличаюсь от девушки из эскорта? — выпрыгивает невесть откуда мерзкая мысль. Приехала с богатым парнем в Париж на несколько дней, он за все платит и ждет, что я буду ублажать его на этой огромной кровати. Получается, что я здесь в роли содержанки. Нет, так не пойдет. В моем понимании, если мы равноценные партнеры и вместе отправились в путешествие, то и расходы должны делить поровну.
Размышляя так, я разбираю свои вещи, достаю футболку для сна и косметичку. Потом берусь развесить сброшенную одежду Никиты и нечаянно вытряхиваю из кармана несколько кредиток. Решение приходит молниеносно: перечислю на его карту свою часть затрат на поездку и покончу с угрызениями совести. Примерно калькулирую стоимость отеля и билетов, плюсую два ужина и перевожу сумму.