Охота на Сталина
Шрифт:
Помещения предназначенные для технического персонала хантеры не осматривали. Заглянули в парочку не запертых комнат, одной из которых оказалась дизельная, а в закрытые двери ломиться не стали.
Узкий проход с нишей, где располагался пост охраны с черным телефонным аппаратом на стене, заканчивался запертой изнутри дверью. С первого наскока открыть ее не удалось, и тогда разозлившийся Мишин несколько раз ударил прикладом в то место, где с обратной стороны должен по идее находиться замок.
— Ломик бы, — Савелий прицелился, — а то патроны жалко.
Автоматная очередь эхом загуляла
— Н-на, — Андрей лягнул дверь, и та открылась.
Покрытый паркетом пол, стены, покрытые светлым мрамором и лифт — вот, что они увидели. Пол лифта так же был устлан паркетом, а его стены обшиты деревянными панелями. Сразу понятно, для кого этот агрегат предназначался.
Налево от лифта призывно распахнутые двустворчатые двери, за которыми краснел покрытый пылью ковер.
Все те же стены из панелей, посередине такой же овальный дубовый стол, у стены столы для дежурных офицеров и стенографисток. Копия зала в Измайлово. Только потолок не куполообразный, а совершенно обычный. И две восьмирожковых люстры на нем.
Небольшой коридор отделял от зала заседаний спальню вождя. Спальня очень маленькая. В ней помещались лишь кровать и тумбочка.
Ничего ценного в бункере они так и не нашли. То ли Сталин сюда спускался очень редко, то ли вообще не появлялся. Все помещения были какими-то не жилыми, и вещей здесь практически не было.
Вот будет «здорово», если выход наверх завален, и на поверхности одни обгорелые обломки. Тогда сразу, не заходя на базу в Калязине, нужно будет драпать обратно в Сибирь или вон в Семеново войско подаваться.
Глава 15
ПОБЕГ ИЗ БУДУЩЕГО
Лестница, поднимающаяся из бункера ничем не отличалась от своих товарок в обычном московском подъезде. Да и входная дверь была такая же. Только кодовый замок, по счастью оказавшийся открытым, был бы инородным телом на входе в дом где-нибудь на Стромынке.
Поднявшись из бункера, хантеры попали в предбанник — помещение между парадным входом и прихожей, в которой на вешалках все еще висела чья-то одежда.
Савелий выглянул в небольшое оконце, через которое, наверное, раньше всматривался в идущих от ворот гостей дачи дежурный офицер охраны. Отсюда очень хорошо просматривались все дорожки, ведущие к дому.
Они миновали прихожую и вошли в холл. Андрей повел стволом автомата по кругу.
Налево, прямо и направо двери в комнаты, между дверями тот самый лифт. Вернее лифт остался там внизу, а тут лишь вход в него с солидной никелированной ручкой и несколькими кнопками на панели. Рядом ванная и уборная.
Все в напряжении. В доме настолько все не тронуто, что кажется его хозяева отъехали на пару часов и вот- вот вернуться. Темрюков открывает ногой дверь в ближайшую комнату. Она не большая — метров двадцати, почти без мебели, если не считать
большого овального стола посередине и дивана. Кроме пожелтевших газет и нескольких конвертов больше ничего. Семен попятился и вернулся в холл к своим товарищам. Да в общем и холлом-то его назвать нельзя. Обычный коридор, обычной московской квартиры. Вот и столовая. В иных апартаментах у академиков, народных артистов, лауреатов Сталинских
премий столовые куда лучше, просторнее и красивее.
Тут сервант светлого дерева, недорогой. В нем обыкновенная посуда. Посередине, под пыльным матерчатым с кистями оранжевым абажуром, стол. Диван с круглыми валиками и высокой спинкой. Тоже весь в пыли. От этого, казалось бы раздражающего атрибута запустения становится спокойнее на душе. Если бы тут кто-то был, на полу обязательно остались бы следы.
На серванте открытая бутылка «Боржоми», в которой на донышке все та же пыль. Высохла давно водичка-то. Рядом стакан.
Интересно кто пил и где он сейчас?
Не большой холодильник, невысокий книжный шкаф, забитый книгами.
Из столовой они идут налево, в зал, который никак не вяжется с небольшой квартирой.
Зал длиной метров тридцать. Овальный противоположный конец, как в дворянских особняках позапрошлого века. Много одинаковых окон, плотно задраенных тяжелыми белыми гардинами, собирающимися на шнурах вверх, такими же, как во всех важных учреждениях центра Москвы.
Нижняя часть стен метра на полтора от пола коричневая, отделанная карельской березой, что выглядит довольно казенно. Под окнами батареи электрического отопления, укрытые решетками из такой же березы. В промежутках между окнами висят портреты. Это члены Политбюро. Савелий узнает Маленкова, Булганина, Кагановича, Микояна, Ворошилова, Молотова, Хрущева.
Семен подошел к последнему.
— Если бы не противогаз, плюнул бы. Падла блядь, — он прицелился, но стрелять передумал. Много шума из-за этой мрази.
Посреди зала, во всю его длину, стоит стол. Плоскость его как и у всех письменных покрыта таким же темно-зеленым бильярдным сукном. Вокруг аккуратно расставлены жесткие кресла
из светлого дерева. Вдоль стен такие же кресла. На полу колоссальный ковер на весь зал, — кажется, единственная действительно дорогая здесь вещь.
Савелий еще раз окинул взглядом зал. Что-то смущало. Наконец до него дошло, что здесь нет портрета Берии. Значит кто-то тут успел похозяйничать уже после смерти Сталина. Дмитриев вспомнил с каим энтузиазмом описывал ему этого человека Саша Рутковский при их последней встрече там, зимой сорок первого. Берия курировал контору, в которой Александр и его более опытные коллеги занимались тем, о чем и шепотом говорить было нельзя. Хотя теперь-то понятно чем могли заниматься физики-ядерщики накануне войны. К сожалению Берию растерзали после убийства Вождя и немцы, англичане с американцами опередили их. Результат за окном.
Семен подошел к отодвинутому креслу, стоящему сбоку, возле угла, не во главе стола. На зеленом сукне лежали аккуратно заточенные карандаши, пачка листов исписанной неровным почерком бумаги. Подле пепельницы — трубка.
Его? Кто еще курил трубку и, главное, кто мог ее тут позволить себе курить?
— Было ваше, стало наше, — Андрей опередил Темрюкова, быстро схватив трубку и спрятав ее себе в карман.
— Хапуги, — беззлобно выругался Семен. — на память-то что-то можно взять?
— Карандаши возьми. Хотя нет, — Мишин сгреб и их. — Это тоже за дорого уйдет.