Охота на Сталина
Шрифт:
Савелий смотрел на растянувшуюся цепочку атакующих, на те же самые ночные горшки немецких касок, что мелькали и тогда, в поле под Наро-Фоминском и думал, что это если не реванш, то вторая серия. Много похожего, но есть и отличия. Теперь немцы воюют чужими руками, а противостоят их наемникам не вчерашние работяги и студенты, а опытные бойцы.
Справа загрохотал МГ Бивня. Сверху щелкнула снайперская винтовка.
Понеслась!
На четвертом часу боя, когда половина хантеров лежала, уставившись на битый кирпич невидящими глазами, когда размочаленная
Но радоваться было рано. Один из ревущих скоростных истребителей задымил и огненной пикой вонзился в землю. Над полем скользнули зловещие тени.
Дмитриев посмотрел наверх и засмеялся.
Лоб в лоб сошлись белые звезды и черные свастики. Они все-таки сцепились между собой. И в этом мире все будет в порядке. Рано или поздно, но будет. А ему пора домой, назад в прошлое. Нужно сделать так, чтобы все, что он видит сейчас вокруг себя, осталось только страшным сном.
Савелий разорвал окровавленную гимнастерку Семена, снял с него знамя, накинул красное полотнище на себя на манер плащ-палатки, завязав его края, как пионерский галстук, взял пулемет из мертвых рук Бивня и шагнул в почерневший проем окна.
— Получите, суки, — длинная очередь окрестила и новую порцию, теперь уже настоящих фрицев, и бывших «своих» янки с англичанами. Досталось всем. Длинная лента, извивающаяся у его ног, становилась все короче.
— За Родину, бля. За Сталина-а-а-а-а…
Москва Красная площадь Лобное место 06.11.1942 г
Ног он уже не чувствовал, на шарфе от дыхания наросла приличная ледяная корка, зуб никак не мог встретится с зубом. Но больше всего Савелий боялся, что плохо гнущиеся пальцы рук не смогут вовремя нажать на курок.
Эх, не сообразил он тогда спросить у Семена точное время, когда взорвали Сталина. Часы, которые он время от времени доставал из-за пазухи, показывали уже четверть третьего, а тот самый автомобиль Микояна все не ехал.
Наконец дрогнуло тяжелое полотно ворот Спасской башни и на покрытую ледяной коркой брусчатку выкатился черный «бьюик». Дмитриев пошел, а потом и побежал, едва не растянувшись на льду, наперерез машине. Достав револьвер, он два раза выстрелил в воздух.
Никакого эффекта. Вот-вот бронированный автомобиль пронесется мимо. И тогда Савелий, хорошенько прицелившись, три раза выстрелил в лобовое стекло. Машина остановилась. Дмитриев, как сумашедший, запрыгал и замахал руками, показывая, что нужно ехать назад. Потом еще раз выстрелил не целясь.
Он думал, что его сразу убьют, и тогда Савелий Дмитриев опять попадет чет знает куда. Но к нему подбежали, сбили с ног, навалились, устроив кучу малу.
«Бьюик», постояв немного, развернулся и скрылся на территории Кремля.
Савелия рывком подняли на ноги и тут же заехали чем-то под ребра. Он упал. Люди в шинелях били его по животу, по лицу, а он только улыбался разбитым ртом.
Успел!
Кажется там, за толстым пуленепробиваемым стеклом, Дмитриев заметил Его.
— Лыбится. Ебанутый, — выдохнул кто-то облачком пара.
Сколько еще раз на допросах Савелий услышит это слово!
Москва. Советское шоссе Немчиновка. д. 25 14.08.2008 г.
Бенедиктнский вошел в квартиру, опустевшую после отъезда жены на дачу, и, не включая свет, бросил куртку а тумбочку в прихожей, не забыв при этом достать из ее кармана опустошенную на треть квадратную бутыль виски. Он, не разуваясь, прошел в комнату и плюхнулся в кресло, тут же присосавшись к горлышку. Сделал несколько крупных глотков, отдышался, еще несколько глотков. Откинулся на спинку. Легче не становилось.
Заплясавшие в углу звездочки, стремительно брызнули в глаза…
Нары, зияющая прорехами крыша барака и пробирающий до костей холод. Тошнит и воняет какой-то гарью.
— Гляди очухался. А я, было, подумал, еще одного нам с тобой тащить, Михеич, — маленький мужичок, с растущей клочьями бородой, приподнялся и внимательно посмотрел на Алексея.
— Да, третий с утра — это перебор. Хотя вон в крайнем бараке по двадцать за день выносят. Не завидую я им. На трассе навьебываешься, а потом еще жмуриков таскай, вместо того чтобы хоть свои законные шесть часов поспать, — тощий, жилистый старик даже не посмотрел в сторону Бенедиктинского.
— Еще бы. В крайний-то все больше из-под Ленинграда, да из-под Москвы везут. Этот народец быстро дохнет.
— Да-а-а, радияция! Хто еще года полтора назад знал об ентом звере, — Михеич подошел к помятому баку и, проломив кружкой ледяную корку, принялся набирать воду так, чтобы мелкие льдинки не попали в нее.
— А мне кажется, этот выкарабкается. Живучий больно. Уж как янки лупили его, другой давно бы уже кони кинул, а этот вона зенки вытаращил. Слышь, малой? Очухался штоль?
Алексей облизал пересохшие губы, и с трудом подняв руку, ткнул в сторону бака.
— Ну, точно оклемался, — Михеич нехотя слез с нар и протянул Бенедиктинскому свою кружку с остатками воды, — хотя какая разница? Не сейчас сдохнет, так потом на трассе. Все мы здесь сдохнем, Витюня.
— Ну, ты-то не прибедняйся, Михеич. Тебе-то белая повязка светит, а с ней не околеешь.
— И ты, Витюня, можешь повязку получить, если будешь вести себя правильно, а не орать как вчера: — «яволь хер официр». Говорил же тебе, янки с бритишами фрицев терпеть не могут. Это раньше они были союзники, когда против нас. Теперь, я слышал, на Волге и под новосибом даже постреливают друг в друга.
— Брехня, — возразили откуда-то из темноты хриплым голосом. — Это такие же белоповязочники с обеих сторон сцепились. Паны дерутся, у холопов чубы трещат. Фенимора Купера читали? Как у него там Делавары с Ирокезами воевали? Вот и тут тоже самое. В ООНе-то фрицы с янками замечательно заседают. Даже целый комитет создали по спасению диких славянских племен от коммунизма.
— Ты профессор, тебе виднее, — тот, которого звали Витюня с неприязнью, посмотрел в темноту и сплюнул. — Мы с Михеичем народ простой, книжек не читаем и на ихних господских политинформациях все больше на массу давим. Лучше выдрыхнуться как следует, чем о демократиях всяких мозги забивать.