Охота на сурков
Шрифт:
Она развязала узел фиалково-синей косынки, та слетела на мох.
— Оставаться то-ль-ко в косынке не очень-то пристойно. — И сильно встряхнула бронзовым облаком волос.
А минутой позже из низины Кьявенны к нам донесся далекий протяжный перезвон колоколов с какой-то, видимо, колокольни; этот звон, колеблясь в пределах октавы, все замедляя и замедляя свой темп, звучал таинственно, обольстительно-сонно, и, когда уже казалось, что он вот-вот оборвется, он внезапно возникал вновь. Было в этом перезвоне что-то неопределенное, напоминавшее то додекафонную музыку, то импровизацию полусонного ксилофониста.
— Ах, колокольня…
— …Ты смеешься надо мной?
— Нет. Смешит меня твой вчерашний вариант перевода. Ах. Ахколокольняахколокольня,
— Я же объяснял тебе, это кладбище давным-давно заброшено. Оно отслужило, вышло на пенсию. Вдобавок, как тебе известно, мне не привыкать, чтоб меня «цапали». Здесь нас не сцапают, спорим?
— Спорить с тобой всегда было ошибкой. А если все-таки кто-нибудь пройдет мимо?
— Сирио его вовремя облает.
— Ну хорошо. Только, пожалуйста, будь осторожнее.
— Осторожнее? Да ты меня не за лесовика ли принимаешь? Почему это вдруг?
— Потому что я тебя прошу.
— Разве это ответ?
— Не ответ. А все-таки будь поосторожнее, ладно?
— А давно ли ты, Ксана, стала стеклянной?
— Вот уж и впрямь богом забытая дыра! Чисто разбойничий вертеп, — зашептала Полари, с деланно-наивным смятением озираясь в тесном зале «Чезетта-Гришуны», окна-бойницы которого были задернуты выцветшими заплатанными занавесками.
Ее широко открытые, застывшие, словно в предвидении леденящих душу ужасов, глаза загадочно мерцали, отражая свет слабой лампочки в кованом фонаре, свисавшем с низкого потолка.
Порыв ветра далеким раскатом громыхнул в вытяжной трубе огромной печи, в которой потрескивал огонь.
— Да тут только душегубам место!
Мне вспомнились кубки Мена Клавадечера; они тускло поблескивали за стеклом горки, на которой стояло чучело сурка.
— Душегубам, да, — поспешил согласиться я. — Возможно, ты попала в самую точку.
— Не издевайся надо мной, мне и впрямь жутко! — едва ли не клялась Полари. — И зачем это, чтоб поужинать, Требле понадобилось притащить нас именно сюда, к вратам ада, к самому сатане…
— А разве плохой был ужин?
Тен Бройка свесил длинный нос в тарелку, хотя ее уже собирался убрать Бонжур, заменив трактирщика.
— Местная здоровая пища, — пробурчал он.
— А вельтлинское?
— Чересчур крепкое. Я предпочитаю свою обычную марку «грумелло».
Заслонка в стене взлетела вверх. Терезина Клавадечер, дочь бергамского пастуха, яблоко раздора двух братьев, один из которых — жертва несчастного случая на охоте — лежал с дырой во лбу на сельском кладбище, — выставила из окошечка пять толстых чашек, до краев полных теплым, залитым марсалой zabaione [102] . Бонжур, ужинавший на кухне, поставил четыре чашки на стол, а пятую неловко держал в руке.
— Одна порция лишняя, — заметила Пола. — C’est `a vous, Jean? [103]
102
Гоголь-моголь (итал.).
103
Это для вас Жан? (франц.)
— Bien s^ur, madame [104] , — пробормотал Бонжур и повернулся, собираясь вернуть чашку на кухню.
Но я, дружески сказав: «Mais prenez place» [105] , заставил его сесть за соседний стол. Тот оказался очень близко от нашего. Вот почему слуга-шофер глотал свой гоголь-моголь рядом с Полой Полари. Бросив на меня свирепый взгляд, она выжидательно уставилась на супруга. Но Йооп с чопорной обстоятельностью
104
Наверно, мадам (франц.).
105
Так садитесь же (франц.).
— Господи, господи, — прошептала Пола, забыв о Бонжуре.
А грязнуха Терезина, что руки в боки стояла у окошка, была для нее пустым местом.
— Buono… il zabaion’? [106]
— Molto gustoso, — похвалил я хозяйку. — Come va il bambino? [107]
— Grazie, signore. Bene, bene [108] . — Улыбка обнажила щербатые зубы.
А как поживает ее marito [109] , поинтересовался я, между прочим.
106
Нравится… гоголь-моголь? (итал.).
107
Очень вкусный. А как здоровье малыша? (итал.)
108
Спасибо, синьор, хорошо (итал.).
109
Муж (итал.).
— Bene, bene. Он только-только уехал на camion [110] . Повез лес в Самедан.
Покосившись на Сирио, я задал третий, как бы случайный вопрос. Юный пес, с тех пор как мы вошли в зал, не переставал, волнуясь, обнюхивать пол и скамьи, он не обращал внимания на приказы Йоопа, не полакомился обрезками ветчины, которыми я его завлекал. А что, спросил я у Клавадечерши, заглядывал ли в «Чезетта-Гришуну» il dottore de Colana.
— Questa sera. — Он был здесь со всем своим circo di cani и уехал всего за una piccola mezz’ora [111] до нашего прихода.
110
Грузовик (итал.).
111
Сегодня вечером… с собачьим цирком… полчаса (итал.).
Так, видимо, он опять bastante bevuto, довольно много выпил, а?
— Si, si, bastante[ 112] .
С каким-то странным чувственно-мелодичным хихиканьем Терезина отошла в глубь кухни.
Бонжур встал, убрал чашки и направился к двери, причем — вне всякого сомнения — подмигнул мне.
— Кажется, завтра нам его нужно звать к чаю, — объявила Полари.
Теп Бройка пососав свою трубку:
— Кого? Бонжура?
— Ну, уж такой поборницы социализма Требле из меня сделать не удастся, хоть он и посадил мне кавалером к столу собственного моего шофера. Нет, господина де Колану.
112
Да-да, довольно много (итал.).