Охота Полуночника
Шрифт:
— Я еще раз спрошу тебя, мама. И если ты ответишь правду, я больше никогда не упомяну об этом.
— Я предупреждаю тебя. Если ты произнесешь еще хоть слово, я попрошу тебя уйти и никогда больше не позволю войти в мой дом.
Казалось, время остановилось, когда мы, как враги, уставились в глаза друг другу. Мне больше нечего было терять.
— Ты и Полуночник спали вместе, как это делают мужчины и женщины?
Мать попыталась выйти из комнаты, но я схватил ее за руку и крепко стиснул.
— Убери от меня руки! — пронзительно закричала она.
— Нет! Сначала ты скажешь мне правду!
Она попыталась вырвать руку, но я не отпустил ее.
— Джон, ты заходишь слишком далеко!
— Я еще не зашел далеко. По крайней мере, пока.
— Ты делаешь мне больно! Отпусти меня сию же секунду!
— Только если ты скажешь правду, черт тебя подери! Что произошло между тобой и Полуночником?
Она замахнулась свободной рукой, чтобы ударить меня по щеке, но я вовремя поймал и эту руку.
— Что бы сказал твой отец о том, как ты обращаешься со своей матерью? — возмущенно воскликнула она.
Я жестоко тряхнул ее, и она от ужаса замолчала.
— Плевать я хотел, что бы он сказал! — прошипел я. — Он мертв, мама, мертв! А я — нет. Я здесь, с тобой, и хочу знать правду. Ты обязана мне сказать, за все те годы, что не любила меня!
Она разрыдалась, и я с неохотой отпустил ее.
— И плевать я хотел на твою гордость! — заорал я ей вслед, когда она выбегала из комнаты. — Мы сейчас говорим о жизни Полуночника! Если ты когда-нибудь любила его, ты обязана сказать мне правду! Обязана, или…
Она захлопнула дверь раньше, чем я договорил.
Я курил в гостиной и глотал виски, чтобы успокоиться. Как я хотел вернуть стрелки часов тети Фионы на час назад! Не для того, чтобы пожалеть мать. Нет, я бы говорил с ней еще жестче. Я бы вытряс из нее правду.
Когда у входной двери загрохотала карета, я, крадучись, ушел в свою комнату, не в силах встретиться с дочерьми. Под щебетанье Фионы и девочек я провалился в пьяное забытье.
Когда я проснулся, мать играла «Лунную Сонату». Прямо в халате вошел я в ее комнату, встал рядом и начал переворачивать страницы. Мы не разговаривали. Она даже не взглянула на меня.
У меня появились мысли о прощении. Они сливались с нежными аккордами и превращались в мелодию. Может, именно это и создал Бетховен — мелодию прощения?
Сон рассеял мой гнев. Я был благодарен за это.
Она кончила играть, и я сказал:
— Возможно, Полуночник живет в рабстве, мама. Я не могу смириться с этим. Это меня убивает. Я не смогу быть тем человеком, которым был раньше, пока не найду его. Мама, я все равно попробую отыскать его, что бы ты мне ни говорила.
— Ты отправишься в Америку?
— Да. Мой пароход уходит через неделю, семнадцатого, из Портсмута. Из Лондона я должен уехать за день до отплытия.
Она взяла меня за руку и поднесла ее к губам, потом провела ею по своей щеке.
— У тебя по-прежнему самые красивые руки из всех, что мне встречались.
— Мама, мне очень жаль…
— Ш-ш-ш. Ты был прав. То, что мы с тобой сделали, было чудовищным — чудовищным и несправедливым.
Она подвела меня к дивану, еще немного поиграла моими пальцами, потом принюхалась: от рук пахло табаком. Я точно знал, что это напоминает ей о любви отца, так же, как и мне. Она поцеловала обе мои руки, потом сжала их в кулаки и опустила мне на колени.
— Джон, когда ты уходил на свое горное озеро, я себе места не находила от беспокойства. Я никогда не говорила тебе этого, потому что не хотела, чтобы ты представлял меня сидящей дома и озабоченной твоей безопасностью. Я хотела, чтобы ты чувствовал себя свободным — мне-то этого не удавалось, когда я была ребенком. Я чувствовала себя под постоянным наблюдением. Может, из меня и не получилось хорошей матери, но я хочу, чтобы ты знал — я делала для этого все, что могла.
— Тебе это удалось. И я вовсе не поэтому хотел поговорить с тобой сегодня. Я всегда буду благодарен тебе за мое счастливое детство. — Я встал, подошел к камину и поворошил угли. — Мама, если я не вернусь, ты должна… ты должна…
— Если ты не вернешься? — перебила она. — Что это значит?
— Я не могу предвидеть будущее. Я не знаю, при каких обстоятельствах Полуночника удерживают в рабстве. Если я не смогу купить его, мне придется его выкрасть. Так или иначе, но он будет на свободе. Иначе я не смогу жить дальше.
— Но ведь ты сможешь выкупить его, разве нет?
— А если хозяин не пожелает его продать?
— Тогда предложи больше денег. Я дам тебе столько денег, сколько потребуется. У меня должно быть… у меня должно быть три или четыре сотни фунтов, которые я могу отдать тебе. Это все для Полуночника. А если потребуется еще, я продам свои драгоценности и все, что у меня есть.
Я сел рядом с ней.
— Мама, если я все же не вернусь, позаботься о девочках. Иначе я не смогу уехать.
— Джон, это нелепо.
— Скажи, что ты обещаешь позаботиться о девочках, если я не вернусь.
— Хорошо, — сказала она, и голос ее дрогнул. — Я клянусь растить и оберегать их.
В первый раз за много лет я поцеловал ее в губы.
— Спасибо тебе.
Мы долго сидели молча, и я поддался слабости и положил голову ей на колени. Она гладила меня по голове. Я почти уснул, и тут она прошептала:
— Я открою тебе свою тайну, но ты никогда не расскажешь этого девочкам или Фионе. Не смей рассказывать никому.
Глаза мои были закрыты, и я уплывал куда-то.
— Даю слово, — шепнул я в ответ.
— Твой отец часто уезжал вверх по реке, ты, наверное, помнишь это. — Она положила руку мне на грудь. — Во время одной из этих отлучек Полуночник и я… мы… мы…
— Вы полюбили друг друга, — произнес я, не открывая глаз. Я понимал, что это поможет ей рассказать правду.