Охота Полуночника
Шрифт:
— Господи, я надеюсь, что нет, — ответил я, и мы все рассмеялись.
— Передай привет Виолетте. Скажи ей, бедняжке, что мои молитвы всегда были с ней!
— Обязательно. И спасибо за все, что ты для нас сделала. — Тут я понял, что она больше всего на свете хочет участвовать в моих попытках искупить прошлое. — Твои золотые монеты освободят Полуночника.
Мы посмотрели друг другу в глаза. Не знаю, что увидела она, но я увидел годы, которые соединяли нас — увидел Даниэля и Виолетту, Фанни и Зебру, Франциску и девочек. Я увидел Полуночника. Но в первую очередь я увидел отца.
— Благослови меня, — попросил я.
— Тебе это не нужно. Теперь ты мужчина.
— И все же…
— Джон, конечно, я благословляю тебя, — сказала она, целуя меня. — Я горжусь тобой — и всегда гордилась.
Тетя Фиона крепко обняла меня и сказала:
— Не бойся, у твоих девочек прекрасный характер, они не пропадут в Лондоне.
Я еще раз обнял ее, потом подошел к девочкам.
— Берегите друг друга, — попросил я.
— Это ты береги себя, папа, — всхлипнула Граса.
Я встал на колени и взял обеих на руки, стараясь запомнить это дивное прикосновение и детский запах на все время, что меня не будет с ними. Эстер заплакала.
— Слушай, — сказал я. — Я вернусь как можно быстрее. Я обещаю.
— Знаю, — угрюмо ответила она.
— И я надеюсь, что к моему возвращению вы будете играть на скрипке гораздо лучше. Пока меня не будет, вы должны упражняться не меньше двух часов в день. — Тут я зашептал ей на ушко, словно это было нашим секретом: — Бабушка будет настаивать на мистере Бетховене, но не забывай и про мистера Баха.
— А ты, Граса, — посмотрел я в темные и печальные глаза своей старшенькой, — пожалуйста, не тревожься обо мне. Со мной все будет в порядке.
Девочка кивнула с несчастным видом.
— Ну, и вы обе, — весело сказал я, — пожалуйста, слушайтесь бабушку и тетю Фиону. Я вернусь домой раньше, чем вы начнете скучать, так что не грустите.
И карета тронулась, а я остался один, сжимая в руке стрелу Полуночника, словно она могла улететь.
Глава 4
Полуночник однажды сказал мне, что луна в полном своем сиянии — женщина. Но ночь откусывает от нее кусочки и превращает ее в полумесяц; тогда она становится мужчиной и называется нюи ма зэ,что означает «маленькая новая луна». Мужского рода и тяжелые тучи, которые разговаривают с нами громами и извергают на землю град, ливни и молнии. Но мягкие серые облака, которые питают растения своими танцующими дождями — женщины.
Насколько я припоминаю, мы не встретили над морем ни единой тучки-женщины. Вместо этого мы метались между грохочущими штормами и ярким солнцем. Я начал думать, что этим миром управляют только боги-мужчины. К тому времени, как мы добрались до южной оконечности острова Манхеттен, я понял одно: я не был предназначен ни для морских путешествий, ни для жизни в мире, где все силы природы — мужского рода.
Мы вышли из открытого океана, и Нью-Йоркская бухта, раскинувшаяся под огромным куполом синего американского неба, была прекрасна. Я составил для себя мысленный список. Ходить по земле. Нюхать цветы. Есть апельсины. Посмотреть на синюю птичку с хохолком, о которой писала мне Виолетта. И забыть о равнодушии океанских волн.
Сам город Нью-Йорк раскинулся на южной оконечности острова, а северную его сторону покрывали густые леса. Вскоре мы смогли различить кирпичные дома и даже кареты. Направо, на широком полуострове, мы увидели еще одну береговую линию под названием Бруклин. На высоком, крутом обрыве стояли люди. Я помахал им и услышал в ответ приветственные крики.
«Саксония» мягко подошла к причалу, выступающему из оживленной улицы. Мы, пассажиры, радостно приветствовали этот последний рывок. Эмоции так переполняли нас, что некоторые смеялись сквозь слезы.
Вскоре подали трап. Я нащупал на шее талисман Даниэля, сжал стрелу Полуночника, поднял чемоданы и бросился на берег.
Я уже в Америке, и я ближе к Полуночнику! Я все повторял и повторял эту волнующую фразу, представляя себя на одной из любимых карт Грасы.
Кучер наемного экипажа помог мне взобраться в него, потому что земля еще вращалась и покачивалась под ногами. Я протянул ему бумагу с адресом Виолетты.
Мы проезжали мимо зеленых скверов и нарядно украшенных домов, то останавливались, то снова трогались — этим утром на улицах было множество карет. Дорога вела нас на север, вглубь острова. Минут через двадцать кучер крикнул: Тпру! — и потянул вожжи. Серые лошадки остановились перед номером 73 на Джон-стрит, перед домом Виолетты из красивого темно-красного кирпича, трехэтажным, увенчанным крутой, крытой шифером крышей.
Я поставил багаж на крыльцо и глубоко вздохнул. Потом взялся за дверной молоток — медное кольцо в львиной пасти — и дважды постучал. Вскинув глаза вверх, я успел заметить, как в окне второго этажа опускаются занавески.
Глава 5
Судьба черномазого
Мужчины надеялись, что Маленький Хозяин Генри окажется бриллиантом сострадания по сравнению со своим покойный папашей. Но женщины и девочки были уверены в обратном, и мы не ошиблись. Не успев наложить лапы на Ривер-Бенд, Маленький Хозяин начал пить, как безумный, и сечь любого, кто попадется ему на глаза.
Я считаю, что его дорога к могиле началась с открытого окна. Миссис Холли решила, что ледяной ветер, коснувшийся его той ночью, прилетел из Канады. Я редко соглашалась с ней; этот случай оказался исключением. Там, в Канаде, негры были свободными, и я предполагала, что у них были мстительные ветра, которые отнимали жизни у таких типов, как Маленький Хозяин Генри. Я и теперь чертовски уверена, что так оно и есть.
В ту самую ночь карета Хозяина пересекла Большой Мост через пару часов после полуночи. Он ездил на званый вечер, который устраивала на плантации Комингти миссис Нэнси Болл. Мы называли ее капитан Нэнси, потому что она обожала хлестать своих рабов кнутом с ручкой из слоновой кости.
Генри-младший так напился, что, должно быть, открыл окно, чтобы впустить хоть немного воздуха в свою затуманенную виски голову. Он не помнил, чтобы открывал его, но это ровным счетом ничего не значит — он ничего не помнил и о том, как падал с крыльца, и о том, как его рвало в таз для умывания. Но Кроу все это видел и даже выливал содержимое таза в известковую яму, так что мы знаем, что все это происходило. Кроме того, никто из белых не желал даже думать о том, что окно мог открыть кто-нибудь другой, потому что это могло означать только одно — у кого-то был план.