Охотник за судьями
Шрифт:
Балти был рад, что выехал из леса. По словам Ханкса, пуритане верили, что природа – обиталище дьявола во плоти. Сначала Балти счел это глупостью, суеверием. Потом деревья сомкнулись вокруг путников, прокладывающих путь все дальше в лес, и насмешка в душе Балти сменилась дрожью. Балти был городским обитателем. Крыши Хартфорда, показавшиеся на другом берегу, ниже по течению, его весьма обрадовали.
– Как называется эта река? – спросил он у паромщика.
– Смотря кто спрашивает.
Балти вздохнул. Еще один наглый новоанглийский
– Я спрашиваю.
– А вы откудова будете?
– Из Лондона. Это великий город на великой реке, и она зовется Темза, кто бы про нее ни спрашивал.
– Не слыхал про такую. Голландец сказал бы вам, что эта река называется Пресная. Но голландцев теперь в округе не сыскать. А мы называем ее Великой рекой. Она такая и есть, великая. Гляньте, какая она распрекрасная, вся темная. Старикашка Дильдоног еще пытается заявить на нее права. Но мы теперь на него плевать хотели, верно, мистер Ханкс?
Тот ухмыльнулся.
Паромщик изверг из себя сгусток харкотины цвета жевательного табака. Балти бочком отодвинулся, чтобы не попасть под извержение.
– Кто же этот старикашка Дильдоног?
– Стёйвесант, – сказал Ханкс. – Губернатор Новых Нидерландов. Часть которых некогда составляла эта плодородная черная пойменная земля.
– Отчего же он так зовется?
– Ему оторвало ногу пушечным ядром, когда он пытался выбить испанцев с острова Сен-Мартен. Теперь он ковыляет на струганой деревяшке.
– Это башка у него деревянная, – встрял паромщик. – Как у всех голландцев.
– Стёйвесант, он стреляный воробей. Может, вы с ним даже познакомитесь.
– С какой стати мне знакомиться с губернатором Новых Нидерландов, если наш путь лежит в Нью-Хейвен?
Ханкс пожал плечами:
– Возможно, в Нью-Хейвене мы узнаем, что ваши цареубийцы сбежали в Новый Амстердам. Английские беглецы часто ищут там спасения. Стёйвесант с радостью их принимает. Таким образом он кажет нам кукиш.
– Зачем же он это делает?
– Как давно, говорите, вы на службе у Короны?
– Я ничего об этом не говорил.
– Но вы должны знать, что отношения между Англией и Голландией весьма далеки от сердечных.
– Что-то слышал.
– Граница между Новой Англией и Новыми Нидерландами почти не обозначена. Стёйвесант вечно на это жалуется. Ему кажется, что у него отхватывают куски земли. Он вечно посылает своих людей прибивать в лесу жестяные таблички: «ЗДЕСЬ НАЧИНАЮТСЯ НОВЫЕ НИДЕРЛАНДЫ. ПОДИТЕ ПРОЧЬ С ЧУЖОЙ ЗЕМЛИ, ПОГАНЫЕ АНГЛИЧАНЕ». Поганые англичане сдирают таблички и продают индейцам, которые переплавляют их в наконечники стрел. И эти стрелы пускают равно в англичан и голландцев. Круговорот, если можно так выразиться.
– А если я все же встречу губернатора Стёйвесанта, как мне к нему обращаться? «Ваше дильдоножество»? Или существует более вежливое обращение?
– Он образованный человек. Учился на священника. Знает латынь и греческий. И древнееврейский. Поскольку его зовут Петер, он подписывается «Петрус». Как в выражении «Tu es Petrus».
– Это что, по-голландски?
– Вряд ли, разве что Иисус на Тайной вечере болтал с апостолами по-голландски. Вы слыхали про Библию, мистер Сен-Мишель?
– Да.
– «Tu es Petrus» по-латыни означает «Ты – Петр» или «Ты – камень». Не припоминаете? «И на сем камне Я создам Церковь Мою». Хотя, конечно, это было сказано не по-латыни. Так что мы зовем губернатора «старина Петрус». Так звали бы его друзья, если бы они у него были. Стёйвесант на самом деле неплохой человек. Даже в каких-то отношениях хороший. Но по характеру он годится скорее в генералиссимусы, чем в губернаторы. А в таком положении много друзей не заведешь.
Паромщик высадил их на пристани, отказавшись взять плату с Ханкса.
От пристани они поехали на рынок. Оттуда Ханкс привел Балти к ухоженному, явно богатому дому, где на дверях стоял вооруженный стражник. Он приветствовал Ханкса, как старого друга. Стоило путникам войти в дом, как Ханкса бросился обнимать мужчина, чей веселый, игривый взгляд и до комичности крупный нос не гармонировали с мрачным пуританским одеянием. То был Джон Уинтроп-младший, губернатор Коннектикутской колонии.
Балти стоял смущенный, ожидая, когда его представят, а радостная встреча друзей все длилась. Наконец Уинтроп заметил Балти:
– А это еще кто такой?
Балти приосанился, готовясь объявить о своей персоне и важном поручении от Его Величества короля Карла.
– Его нужно представить. А мне нужно выпить, – сказал Ханкс.
Уинтроп засмеялся:
– Это меня не удивляет! Идем!
– И еще мистера Сен-Мишеля надо хорошенько отмыть, – добавил Ханкс. – Несчастный случай в результате встречи с кугуаром.
Балти побагровел. Уинтроп сочувственно закивал:
– Поистине устрашающие твари эти кугуары, особенно для новоприбывших. Не беспокойтесь, мы вас отмоем. Марта! Присцилла!
Унижение Балти дошло до предела, когда он понял, что захвачен в плен двумя плотными женщинами в фартуках. Женщины тащили его, как суровые няньки ребенка, стягивая с него шляпу, перчатки и прочие предметы одежды. Дверь за ним захлопнулась. Он узрел нечто дивное: чистую, мягкую постель. О, как она манила!
Строгий женский голос из-за двери приказал ему раздеться и сдать последние детали туалета. Вскоре он услышал, как плещется вода, наливаемая в лохань.
Он отмокал в роскошно горячей мыльной воде. Затем по команде надсмотрщиц вернулся в спальню, где на столике у кровати ожидали бутылка рома и стакан. На постели была аккуратно разложена чистая ночная рубаха. Балти наполнил стакан до краев, осушил, рухнул в постель и провалился в сон, глубокий, как Атлантический океан.