Охотник за судьями
Шрифт:
– Ну и ну, – сказал он. – Ну и ну.
– Я же сказала, надо только погодить. А теперь садитесь завтракать.
Балти набросился на завтрак с аппетитом землекопа. Служанка сказала, что губернатор у себя в палатах, через двор.
Балти вышел во двор, моргая в безжалостном свете дня. На синем небе висели пушистые, непорочно-белые облачка. С реки дул ветерок. Вся эта свежесть словно призывала к добродетели. Балти все еще плоховато соображал, а то восхвалил бы Новую Англию за такой прекрасный
Стражник впустил его в губернаторские палаты. Губернатор с Ханксом изучали бумаги, разложенные на столе.
– Ага, воскресший Лазарь! – сказал Уинтроп.
Ханкс быстро схватил со стола одну из бумаг и скрутил ее в трубку. Балти показалось, что от него что-то хотят скрыть.
– Готовы к путешествию? – спросил Ханкс. – Мы отбываем не позже чем через час. Губернатор предоставил нам шлюп.
– Что?
– Лодку. Вниз по реке, до форта Сэйбрук. Оттуда до Нью-Хейвена меньше дня верхом.
– Лодку? – мрачно повторил Балти. – Неужели отсюда до Нью-Хейвена нет дороги?
– Вижу, что вы не моряк, сэр, – сказал Уинтроп. – Не страшитесь. Это река, а не разъяренный океан.
Балти утешал себя тем, что в лодке, по крайней мере, не грозят встречи с кугуарами, вооруженными дикарями и призраками несчастных влюбленных. Он решил, что должен, хотя бы из соображений приличия, поинтересоваться картами, которые Ханкс и Уинтроп так пристально разглядывали. Он ткнул пальцем в остров, изображенный на одной из карт:
– Это Нью-Хейвен?
Собеседники ухмыльнулись.
– Простите нашу грубость, – сказал Уинтроп. – Нет, это Новый Амстердам. Он расположен на острове Манхатос.
Балти уткнулся в карту:
– Гм. Да, действительно. Так и есть.
Палец Уинтропа двинулся от Манхатоса дальше вдоль побережья.
– Вот здесь Новые Нидерланды граничат с Новой Англией. Граница. Или подобие таковой. – Он обвел пальцем большой круг. – Всей этой областью – значительной площади, пятьдесят тысяч акров, – владеет доктор Пелл из Фэрфилда. Что-то вроде ничьей земли, – Уинтроп хихикнул, – хотя доктор Пелл смотрит на нее по-другому. Здесь погибла миссис Хатчинсон. Энн Хатчинсон. Вы о ней слыхали?
У Балти не было сил притворяться. Он помотал головой.
– Более благородной женщины эта земля еще не рождала. Более благородной женщины никакая земля еще не рождала. Она была не трусливей, а может, и храбрей любого из мужчин, с которыми мне довелось сражаться бок о бок. Полковник Ханкс подтвердит мои слова. Она погибла в сорок третьем году.
– Что случилось?
– Это длинная история. Губернатор Эндикотт выгнал ее из Колонии Залива.
– За что?
– За антиномианскую ересь.
Балти выпучил глаза.
– Отрицание любого рода власти. Пуританам это не понравилось.
– Надо думать.
– Ей пришлось скитаться. В конце концов она попросила убежища у голландцев в Новых Нидерландах. Губернатором в то время был Кифт. Не человек, а катастрофа.
Ханкс
Уинтроп продолжал:
– Он дал ей убежище – прямо посреди земель, принадлежащих индейцам-сиванои. Местному племени. Их вождь Вампаге предупреждал ее. Сказал, что она должна уйти. Но она не ушла. Как я уже говорил, она была храбрая. Возможно, чересчур храбрая… Сиванои убили ее, шестерых ее детей, зятя, полдесятка слуг. Пощадили одну дочь – девочку девяти лет по имени Сусанна. Вероятно, за то, что она была рыжая. Когда ее выкупили три года спустя, она не хотела возвращаться. Так бывает. Вампаге продал эту землю доктору Пеллу.
У Балти глаза полезли на лоб.
– Вы хотите сказать, что англичанин, доктор, купил землю у человека, убившего англичанку и всю ее семью?
– Да.
– Но это же… чудовищно!
Лицо Уинтропа окаменело:
– Вероятно, вам представится случай лично выразить свое негодование доктору Пеллу.
Он вернулся к карте. И повел пальцем дальше по линии побережья:
– Вот Нью-Хейвен. Это форт Сэйбрук, стоящий в устье Великой реки. Урок географии закончен.
– А это что? – Балти ткнул пальцем в длинный остров, на котором было написано «Сиуанхаки».
– Длинный Остров, Лонг-Айленд. «Сиуанхаки» – так его именуют туземцы.
Взгляд Балти упал на полосу воды между Коннектикутом и Лонг-Айлендом. На карте она была обозначена как «Дьяволов пояс».
– Так прозвали этот пролив первые английские моряки за то, что он полон скал. Сейчас его чаще всего именуют попросту Губа.
– Чья губа?
В дверь заглянул стражник:
– Господин губернатор, сэр. Наррагансеты идут. Пятеро. Судя по запаху, несут подарки.
Уинтроп вздохнул:
– Ну вот, опять. Джеймс, не пускайте их в дом. Дайте им табаку. Велите Винчеллу и Уири принести шкуры. Лисьи, бобровые, если остались. И две сажени вампума. С черными глазками, не с белыми. Я скоро приду.
– Слушаюсь, сэр, – стражник прикрыл дверь.
– Мистер Балтазар, вам, вероятно, лучше не выходить, – сказал Уинтроп.
– Ункас? – спросил Ханкс.
Уинтроп кивнул:
– Второй раз за месяц. Он так верен нам… непримиримо верен.
– Удивительно, что хоть какие-то пекоты еще остались. Если, конечно, это головы пекотов. С Ункаса станется подсунуть какие-нибудь другие.
– Головы? – спросил Балти. – Что все это значит?
– Понимаете, мистер Балтазар, у нас тут была война. Много лет назад. Англичане вступили в союз с наррагансетами и мохеганами против пекотов. Весьма воинственного племени. Те взяли в союзники голландцев. Война завершилась в нашу пользу. Но, хотя с тех пор прошло много лет, наррагансеты настаивают на определенном… называйте это протоколом, если хотите… который мы установили на время войны. Я многажды объяснял нашим братьям-наррагансетам, что это уже не нужно и даже неуместно, вредит всеобщей гармонии. Но они продолжают.