Охотники на Велеса
Шрифт:
Любава бросила быстрый взгляд на своего спутника. Его голубые глаза сияли от предвкушения. Обычно в полутьме избы это не было заметно.
— Или тебе трудно на скаку?
— Да ничего особенного. Слушай. История о Вавиле.
— Только, пожалуйста, рассказывай полностью. Не надо ничего выпускать. Ты не понимаешь, наверное, но из самих историй мне понятно, что герои — необычные люди. А почему они ведут себя необычно, ты не объясняешь. Из-за этого все построение повествования проигрывает.
Не стоило Любаве упускать из вида то, что ее талантливый ученик, чуть более чем за месяц ставший понимать чужой язык, был опытным сказителем. Так можно и греческие сказания опорочить
— Тогда, история о священномученике Вавиле, слушай.
И она принялась пересказывать историю настолько близко к тексту, насколько помнила. Множество слов ей пришлось переводить самой, но только один раз. Память у сказителя была исключительной, что и неудивительно. Опытные певцы и сказители обычно с одного прослушивания запоминали новую былину или новое сказание практически дословно.
— Невероятно, — тихо сказал Сольмир, останавливая своего коня. — Какие люди. Эти его ученики пошли на смерть, чтобы не разлучаться со своим учителем. Их же никто не заставлял. Неужели и вправду человеческие отношения могут быть такими… настоящими?
Он спрыгнул с коня. Любава последовала примеру своего спутника. Они стреножили коней и прошли к прекрасно знакомому Любаве болоту. Россыпи ярко-малиновой клюквы украшали побуревшие моховины.
Сольмир остановился и пристально посмотрел девушке прямо в глаза. Молча посмотрел. Любава отчаянно покраснела и виновато опустила глаза. Она как-то позабыла о цене за знание дороги к святилищу. Этой ценой станет обман хорошего человека, уже ставшего ей другом.
— Завязывай, — сдавленным голосом произнесла она. На глаза мягко легла плотная повязка. Сольмир сзади, придерживая ее за плечи, довел новгородку до начала трясины.
— Подожди и не шевелись. Впереди трясина.
Он ушел к сдвоенной осине, чтобы наладить переправу. Любава стояла, опустив голову. Ну а что делать? Это и называется «меньшее зло из всех возможных». Она даже здесь дружинница княгини Ингигерд и послух князя Ярослава.
Сольмир провел дружинницу по деревянному настилу и легко поднял на руки. Он не хотел, чтобы его подруга промокла в ледяной осенней воде сразу за трясиной. И от этой заботы у Любавы навернулись слезы на глаза. Повязка была многослойной, быстрое промокание ей не грозило. Сказитель поставил спутницу на ноги на пенек, вернулся на несколько шагов назад. Мостки нужно было убрать. Потом они шли по болоту, затем по лесу. Густому еловому лесу, пахнущему старой плесенью, прелыми листьями, диким зверьем.
— Достаточно, — произнес, наконец, Сольмир и остановил спутницу. Снял влажную от слез повязку с глаз, удивленно посмотрел на Любаву. И снова ничего не спросил.
— Сейчас я пойду вперед. Ты молча иди за мной. Я буду творить песни, открывающие путь. Не мешай. Поняла?
Любава кивнула, и они вышли из леса на открытое пространство.
Среди пожухлой травы в центре огромной безлесной прогалины возвышался высокий холм с четырьмя соснами наверху. Выложенная деревянными дощечками дорожка вела к высокой деревянной же ограде, расписанной изображениями огромных рогатых туров, стоящих на задних лапах и имевших грозный вид; и изображениями помельче, изображениями коров, овец, коз, собранных в стада. Все верно. Бог Велес чтился русскими людьми как покровитель скота. И на внешней ограде святилища он был изображен с рогами, копытами и хвостом, охраняющим стада животных.
Дорожка подвела к воротам в ограде, Любава подошла совсем близко к Сольмиру, положившему руки на створки ворот.
— Заклинаю шипом змеиным, — Заклинаю— нараспев произнес сказитель и открыл ворота.
Они молча миновали внешнюю ограду. Деревянная дорожка, поднимаясь по спирали, вела к внутренней ограде, тоже деревянной и очень высокой, но четырехугольной, не округлой, как внешняя ограда. У каждого угла стояли искусно вырезанные из дерева и покрашенные в черный цвет медведи, стояли на задних лапах со страшно оскаленными зубами. Продолжая шептать песни-заговоры, Сольмир открыл ворота во внутренней ограде, и тут Любаве внезапно стало плохо. Сказитель таки открыл путь, и его спутница теперь отчетливо ощущала себя находящейся под пристальным вниманием того, кому было посвящено святилище.
— Господи, помилуй!
Святилище оказалось огромным, четырехугольным. Бревна стен крепились непосредственно на стволах четырех мощных сосен, кроны которых уходили высоко в свинцово-серое небо. Мощные корни деревьев, частично освобожденные от земли, походили на огромные птичьи лапы с искусно вырезанной чешуей и когтями, сокрушения в черный цвет.
И уже поднимаясь вслед за Сольмиром в святилище, Любава сообразила, что лапы эти вовсе не птичьи.
Дракон! Существо из ее ночных кошмаров. Огромный черный крылатый дракон возлежал в капище внушительным полукругом. Его чешуя сверкала, выложенная серебром. Желтые сердоликовые глаза на страшной морде поблескивали в свете никогда не гаснущего огня, горевшего на жертвеннике. Если жрец хранитель допускал угасание огня, жреца убивали.
Сольмир отошел в сторону, давая Любаве возможность оглядеться. Затем он положил ей руку на плечо и произнес еле слышно.
— Посмотри на медвежьи шкуры на полу. Поняла, зачем они здесь постелены? Если тебя спросят муромцы об этом посещении, не говори, что «ничего особенного». Если бы мы с тобой занялись сейчас тем, для чего нас сюда пустил волхв — хранитель святилища, то это было бы нечто особенное. Поэтому молча опускай глаза. Можешь еще и покраснеть, но тоже молча.
После этого шепота Любава, которой и без того было дурновато, подумала, что сейчас потеряет сознание. Она много раз видела раньше как новоначальные христиане и посторонние люди теряют сознание в храме. Оказывается, что и в обратную сторону такая связь тоже действует. Не опытная и не язычница, она еле стояла в древнем капище.
— Господи помилуй!
Любава взяла себя в руки и храбро сделала несколько шагов вперед, навстречу желтоватому взгляду дракона. Это существо держало в подчинении себе всю Залесскую Русь. Воздействуя на темные инстинкты и низменные страсти, оно управляло людьми. Но скоро древнему капищу скотьего бога дракона Велеса придет конец. Князь Ярослав медлить не будет.
Посмотри же, дракон, на первого вестника твоего конца.
Сольмир, оставшийся у входа, внезапно увидел как бы черные крылья, пытавшиеся сомкнуться вокруг хрупкой девичьей фигурки. Он замер в ужасе, не в силах пошевелиться. Но крылья так и не сомкнулись.
Любава повернулась к своему проводнику лицом.
— Теперь мы может идти обратно?
— Да, пойдем, — потрясенно произнес сказитель.
Они молча проделали обратный путь. Сольмир снова завязал Любаве глаза, и на этот раз ей не было стыдно. Послух, так послух. На войне как на войне!
Стреноженные кони мирно паслись на поляне. Любава устало села на поваленное дерево, покрытое мхом, прислонилась к торчащей вверх ветке и закрыла глаза.
— Господи, помилуй!
Сил не было никаких. Она была измучена до предела и, главное, до сих пор чувствовала на себе взгляд черного дракона.