Охотники за каучуком
Шрифт:
Но иные страны — иные нравы! Если француз без колебаний избавился бы от хищника, то к жизни себе подобного, как бы преступен он ни был, легко бы отнестись не мог. Что же касается известных нам негодяев, то Шарль был уверен, что они, на своем острове, не смогут кому-либо навредить. Рассуждения, вполне разумные в отношении обычных людей.
К несчастью, ему были неведомы дикая энергия и необычайная изобретательность каторжников. Всем, кто имел дело с заключенными, известен смысл поговорки: «Смотри охрана повнимательнее, так и побегов бы не было». Но Шарль не знал и того, что для каторжника мысль о побеге — главный смысл существования, она поглощает его целиком и преследует даже во сне.
Заключенный всегда надеется, что самая бдительная охрана
Едва только пироги, доставившие бандитов на остров, отчалили от берега, как с негодяев мигом слетела маска притворного смирения и раздались яростные крики и проклятия. Все это закончилось клятвой мести пощадившему их человеку. В устах подобных людей это не было пустой угрозой. Само собой, что никто из них ни минуты не собирался работать. Мысль о бегстве и последующей за ним мести захватила их целиком. Бежать!.. А почему бы и нет! Разве они уже один раз не бежали при гораздо худших условиях?
80
Идея фикс — идея, всецело увлекшая, захватившая человека.
Как и следовало ожидать, вначале все их планы терпели неудачу. Сперва каторжники метались в своем заточении, как хищные звери в клетке, затем изучили все свойства местности и, согласно своей привычке из всего извлекать пользу, стали строить самые смелые планы, напрягая изворотливый ум.
В конце концов они вынуждены были признать, с бессильной злобой, что обычными средствами нельзя преодолеть препятствия, воздвигнутые самой природой. Прежде всего бандиты попытались соорудить плот. Но, хотя раньше каторжники успешно им пользовались, здесь, в море жидкой грязи, это было совершенно бесполезно. Тогда они решили выдолбить из бревна пирогу. Но у компании Луша не было никаких инструментов, а как это делают индейцы, обходящиеся без всяких орудий, они не знали. Да и пирога была ни к чему! Не зная дороги в узком извилистом канале, ведшем на твердую землю, они бы неминуемо потерпели крушение. А в подобном месте крушение означало верную смерть.
Но целый ряд неудачных попыток не только не обескуражил бандитов, а, напротив, разжег в них жажду мести и свободы.
Наконец Луш, старый каторжник, съевший собаку на разных хитростях, после двух недель бесплодных попыток придумал очень остроумный способ. Арума (maranta arundinacea), из которой жители тропиков плетут различные корзины для зерна и фруктов, в изобилии росла по берегам острова. Из волокон этого растения, гораздо более гибкого и упругого, чем ивняк, Луш сплел себе нечто вроде лыж, какие в ходу у жителей Севера. Старый каторжник не без основания рассуждал, что если люди ходят и не проваливаются в подобной, очень широкой, обуви на снегу глубиной в два-три метра, то почему же нельзя использовать этот способ для хождения по проклятой тине? Однако результаты опыта, может быть, превосходного в теории, на практике оказались просто плачевными. А ведь Луш позаботился сделать лыжи гораздо шире обычных, придал им форму лодочек и переплел для прочности волокнами! Он сделал первую попытку. Обул свои «лапти», как их грубо называл Геркулес, и с длинным шестом в руке осторожно ступил в жидкую грязь. Едва сделав пять-шесть шагов, Луш закричал и провалился по уши. Но он заранее предусмотрительно обвязал себя крепкой лианой, конец которой держали его товарищи. Не будь этой лианы, спасшей жизнь главаря, сей шаг стал бы для него роковым. Наполовину задохнувшийся, облепленный тиной, как крокодил, купавшийся в болоте, — таким его насилу вытащили на берег.
Но, странное дело, эта неудача как будто даже обрадовала каторжника. Вместо обычной кислой гримасы нечто похожее на улыбку появилось на его гнусной роже. Он быстро разделся, прополоскал свое тряпье и принялся насвистывать любимую воровскую песенку.
— Что тебе, старина,
— Это ты верно сказал, сынок, — заметил серьезным тоном Луш, — надо работать. Работа, видишь ли, даст нам свободу.
— Старик спятил, не иначе! А ведь котелок у него варил что надо.
— Ты, верзила, малый неплохой, — отозвался Луш, — разве что глуп, как тюлень. Может, ты, когда спишь, тогда умнеешь, только это никому не заметно.
— Вон оно что, старик решил меня пропесочить! Это хорошо, а ведь я боялся, что он рехнулся… И что же, ты говоришь, что нам надо заняться добычей каучука?
— Да, племяш, если не хотим здесь подохнуть.
— А что, это нам поможет выбраться отсюда?
— Да!
— И что, надо сделать надрезы на деревьях, подставить стаканчики и собрать в них сок, а потом прокоптить его в дыму?
— Вот именно. А уж после этого мы сможем пустить кровь плантатору, вывернуть все его потроха наружу, поджечь его жилье и самого его закоптить на манер черной обезьяны коата.
— Черт побери!.. А ты правду говоришь?
— Да не будь я Лушем и вором в законе.
— А скажи нам, как это все будет?
— Нет, это сюрприз. Сегодня повеселимся, погуляем на славу, а завтра начнем пахать.
Сказано — сделано, и сделано на совесть. После целых суток пьянства и разгула Луш, бодрый и свежий, как после хорошего сна, принялся снова плести лыжи из волокон арумы. Товарищи его с рассветом отправились на сбор каучука, что случилось первый раз за все время. Скоро были готовы каркасы лыж. Работа у Луша шла очень ловко, навыки к ней он приобрел еще сидя в тюрьме, так что к полудню лыжи были готовы. Наученный опытом, старый плут изменил их форму — сильно вытянул в длину и сократил в ширину, придав им сходство с маленькой пирогой. Посередине было устроено гнездо для ноги, которое крепилось к лыже прочными волокнами лианы пиассабы. Сами же лыжи были сплетены так прочно и плотно, что казались сделанными из грубой ткани.
Очень довольный своей работой, Луш подвесил каждую лыжу на нижних ветвях дерева, зацепив ее двумя лианами, и развел под деревом огонь. Развел он его не в том очаге, где обычно готовилась еда, а прямо на открытом воздухе, чтобы лыжи скорее подсыхали. Тем временем вернулись подневольные серингейро, неся ведра с молочно-белой жидкостью. Изображая из себя deus ex machina [81] и желая еще усугубить окутывавший его покров тайны, Луш работал в полном молчании. Он взял одно из ведер, с видом знатока осмотрел жидкость, одобрительно кивнул и вылил все содержимое ведра в одну из лыж, затем поболтал плетеным каркасом, чтобы жидкость равномерно распределилась внутри, после чего подставил лыжу под дым костра. Не прошло и двадцати секунд, как внутри образовалась тонкая непромокаемая пленка.
81
Бог из машины (лат.). В античном театре с помощью машины на сцену являлся бог, который приводил пьесу к развязке; со временем это выражение стали применять, говоря о неожиданном, «волшебном» выходе из создавшегося, казалось бы, безвыходного положения.
Настоящий взрыв радости встретил этот первый успех. Теперь все поняли загадочные слова шефа: «Работа даст нам свободу!» Луш, насладившись триумфом, соизволил объяснить сообщникам, как пришла ему в голову подобная мысль. Очень просто, как только он увидел, что ил просачивается сквозь плетеные лыжи. Так что дело совсем несложное!
— И вправду, просто, — восторженно сказал Красный. — Дураки мы, что раньше не додумались.
— Это уж всегда так, — заметил Кривой, — очень просто, а поди додумайся сам!