Охотники за каучуком
Шрифт:
— А скажи-ка, старина, — заметил Геркулес, — что бы тебе вместо этих непромокаемых лаптей не сделать сразу такую же пирогу, куда бы мы все поместились?
— Да, ты ведь прав, — поддержали другие бандиты.
— А вот и нет, — возразил Луш презрительно. — Большая пирога будет недостаточно прочна, да и как вы заставите ее двигаться по этой густой жиже? Вес самой лодки, да еще наш в придачу — такую тяжесть никакие весла не смогут сдвинуть с места. Надо быть сущим идиотом, чтобы плыть на развалившейся лодке. Да вы вспомните хотя бы плот!
— Да, ты, старый жулик, всегда прав.
— Ладно, брось ему объяснять. Говори дальше. У нас же просто душа горит узнать, как отсюда выбраться!
— Проще простого. Человек, обутый в эти непроницаемые для воды поршни, даже если не сможет скользить, как на коньках по льду, то все же, надеюсь, сможет идти не проваливаясь. А это главное. Надо только подымать и передвигать ноги, как на суше.
— Браво!.. Браво! Честь и хвала Лушу, самому продувному из всех жуликов! Мы спасены! И берегись теперь, плантатор со всей своей оравой!
— Ну, детки, потише. Посмотрим еще, как дельце выгорит. Дайте-ка мне закончить эту пару лыж и убедиться, насколько они непромокаемы, а тогда уже будем радоваться.
Весь запас сока, собранный утром, пошел на пропитку лыж, и только к вечеру они стали достаточно непроницаемы для воды. На следующий день все отдыхали, чтобы произвести решительный опыт и либо убедиться в его успехе, либо оставить всякую надежду на побег. Как и раньше, Луш обвязал себя лианой вокруг подмышек, взял в руки длинный и легкий шест, обул лыжи и медленно ступил в тину. На миг все зрители замерли в тоскливом ожидании, но оно быстро сменилось бурной радостью. Луш стоял, не проваливаясь, на черной массе, похожей на жидкий асфальт.
— Ты крепко стоишь, старина? — спросил его Геркулес сдавленным от волнения голосом.
— Как на суше! Но глядите, теперь я пойду. А теперь самое трудное… если я смогу удержаться на одной ноге, все будет хорошо.
С большой осторожностью Луш поднял ногу, занес ее вперед и продвинулся сантиметров на шестьдесят. Ободренный этим опытом, он проделал то же со второй ногой. Обе лыжи работали прекрасно! Старый плут так хорошо соизмерил их длину и ширину, что можно было спокойно двигаться. Правда, очень медленно, да велика ли важность! Спешить было некуда, у них уйма времени.
Луш, удостоверившись в качестве своей работы, сбросил спасательный канат и смело прошел около ста шагов от берега, затем, довольный результатом проверки, вернулся, весь сияя, к радостным товарищам.
— А теперь, дети мои, — возвестил он, — наше освобождение — вопрос нескольких дней. Так давайте все за дело!
Однако разные случайности задержали их на острове дольше, чем они рассчитывали. Во-первых, они не умели плести. Несмотря на усердие всех людей, никто из них не мог сплести волокна арума так плотно, как было необходимо, и придать им форму, так удачно найденную старым Лушем. Изготовление этих мудреных приспособлений для хождения по болоту пришлось целиком доверить главарю. Как он ни старался, больше одной пары в день сделать не удавалось, но и это было уже хорошо. Товарищи же его занимались, как и раньше, сбором каучука.
Дней через десять вся работа была закончена. После новых испытаний лыжи признали годными. Довольные каторжники, уже увидевшие, что сбываются их пламенные мечты, назначили на завтра свое выступление в путь. Однако ночью над островом разразилась одна из тех тропических гроз, о которых мы не имеем представления в нашем умеренном климате.
Около часа бушевал гром и ослепительно сверкала молния. Мощные разряды ударили не меньше чем в двадцать огромных деревьев, и главное, в то, под которым хранились непромокаемые лыжи. Меньше чем за пять минут лыжи сгорели дотла!..
Пришлось все начинать заново. Терпеливые, как люди привычные к неудачам и долгому ожиданию, каторжники вновь принялись за работу. Но тут Луш переутомился, подхватил лихорадку и две недели не мог работать. Впрочем, эта новая задержка не только не обескуражила бандитов, а, наоборот, прибавила им энергии. Старый хищник довольно быстро встал на ноги, так как сотоварищи ухаживали за ним необычайно усердно, как за человеком крайне им необходимым.
Наконец великий день настал. Каторжники прихватили все, что смогли, из провианта и с тысячей предосторожностей покинули свой затерянный клочок суши. Как мы уже говорили раньше, эта илистая лагуна называлась Лаго-Реаль и была усеяна массой островков, поднимавшихся над жидким илом. И хотя ширина лагуны не превышала пятнадцати километров, каторжники шли по ней три дня, медленно передвигаясь от одного островка к другому.
И вот они уже на свободе, а работники на плантации даже не подозревали о грозящей им опасности. Бандитов терзала жажда мести и желание поскорее разграбить богатую плантацию молодого француза. Так что они, не задумываясь, отмахали бы те сто километров, что отделяли их от центральной усадьбы. Но, уже наученные горьким опытом, негодяи понимали, что молодой человек вместе со своими храбрыми сподвижниками отнюдь не даст прирезать себя, как куренка. Решили выждать благоприятный момент, в то же время изыскивая средства для нападения.
Случай помог им в этом. Каторжники уже несколько дней бродили у истоков Мапорема, одного из притоков Арагуари, на территории, занимаемой когда-то миссионерами из Назарета, а теперь заброшенной. Хотя плодовые деревья и кусты, посаженные миссионерами, уже давно одичали, все же они могли давать пищу для изголодавшихся людей. Поэтому бандиты решили избрать это место своей штаб-квартирой.
Но неожиданно на этой земле, затерянной среди диких лесов, появилась орда бродячих вороватых индейцев с низовьев Амазонки, называемых мура. Презираемые и гонимые всеми другими племенами, мура занимались охотой и рыбной ловлей, а вернее, воровством и грабежом, так как не желали становиться земледельцами и брели, как настоящие цыгане юга Америки, куда толкал их каприз или чувство голода. Трусливые и жестокие, они нападали на дома и селения, если были уверены в своей силе, грабили и убивали одиноких колонистов или оседлых индейцев, не способных к сопротивлению.
Характерная деталь — это племя вызывало такой ужас и презрение, что назвать индейца из другого племени именем мура — значило нанести ему кровное оскорбление. Беспощадно гонимое остальными краснокожими бассейна Амазонки, особенно же мундуруку, самыми смелыми и умными изо всех, это племя — настоящие изгои среди индейских племен. Любой, кто встречал на своем пути мура, считал себя вправе убить его, как вредное животное, и от этого права никогда не отказывался. И в самом деле, невозможно себе представить ничего страшнее их физиономии, которой они ухитрялись придавать еще более отталкивающий вид. Кроме всего прочего, у мура в обычае рассекать себе ноздри и верхнюю губу и вставлять в этот разрез клыки пекари, которые потом так и врастали в тело. Можете представить себе, какой вид придавало им это украшение вместе с черной и красной татуировкой на лице и теле!