Охотники за пармезаном
Шрифт:
Всю дорогу уже ставшие за полдня привычными молчуны и зануды выходят на своих станциях, а вместо их заходят какие-то совершенно незнакомые и неприятные люди. Это напрягает.
И вот, наконец, ты приехал. На маленькую, заснеженную станцию с облупленной вывеской. И такой она кажется скучной по сравнению с великим таинством путешествия, что ты прямо сейчас готов взять обратный билет и двинуться назад.
КАК Я ПОПАЛ В САМОЛЕТ, ЗАХВАЧЕННЫЙ ТЕРРОРИСТАМИ, И ПРОСИДЕЛ В НЕМ ШЕСТЬ ЧАСОВ
Представьте себе 1992 год (кто помнит, конечно, и кто помнит его в России). Все подорожало в двадцать раз, народ обалдело бродит по улицам и смотрит на незнакомые доселе вещи в коммерческих ларьках: печенье Ulker, шоколад Toblerone, спирт Royal, загадочные ликеры Baren и Amaretto, сухие соки Yupi и Zuko. Большинство этих товаров стояло скорее как музейные экспонаты, потому что покупать их было не за что – средняя зарплата в Новосибирске была долларов эдак 40. Большинство советских заводов и НИИ в жуткой агонии, народ просиживает там штаны по инерции, не понимая, что делать дальше.
И вот в такой обстановке местечковые энтузиасты начинают снимать полнометражный фильм «Безумный рейс» про воздушных террористов. Конечно, по уровню это была далеко не «Воздушная тюрьма», «Самолет президента» или «Тревожные небеса». Это был малобюджетный набор туповатых гэгов, склеенных кое-как и смонтированных еще хуже. И три главных актера, приглашенных из новосибирских театров – рыжий нелепый Аитов, гиперактивный Выскрибенцев и профессорски солидный Чумичев – похоже, просто не понимали, что они в этом фильме делают.
Если вкратце, сюжет таков. Упомянутая троица летит на одном ряду из Сибирска в Волгород, в результате недоразумения их принимают за террористов, которые хотят угнать самолет в Турцию (как актуально зазвучало через 25 лет, ага!), ну, и вокруг этого крутится вся фабула. То пилоты уже строят планы, чего они накупят в Анкаре, то пассажир мечтает о собственном гареме, то команда новобранцев, летящая этим же самолетом, вместо того, чтоб обезвредить преступников, пожимает им руки и обещает помочь.
И вот я читаю в «Вечернем Новосибирске» объявление о том, что требуются актеры в массовку. Я в то время практически как раз дописал свой диплом и перед защитой было заниматься особенно нечем. И потом, звездные гонорары манили меня. У меня, видите ли, было совершенно искаженное представление о кинореальности. А так как жил я в основном на стипендию (ну и что-то платили на заводе, где я проходил практику), все время ужасно хотелось есть. Человеку свойственно в голодном состоянии совершать глупости. Вот я и позвонил насчет набора.
Крайне любезным голосом меня пригласили подойти в центр города к кинотеатру «Победа», где всех статистов и миманс будет ожидать комфортабельный автобус для доставки в аэропорт Толмачево.
И, действительно, он там ожидал. Буквально через час мы уже были на летном поле, где угрюмо стоял списанный Ту-154. По-моему, у него не было даже крыльев и хвоста. Кстати, забыл сказать, что установилась жара градусов 30—35. Поэтому внутри салона было только лишь чуть легче, чем в аду.
Режиссер был бородат, кудлат, очкат (или очков?) и преувеличенно оптимистичен. В наши дни из него бы получился заправский вейпер и веган на самокате.
– Это все ненадолго! – сообщил он собравшимся таким высоким петушиным голосом, что сразу захотелось ему поверить. – Возможно, на час-два. Мы снимаем всего три сцены. Итак, сцена первая: по салону прошел слух, что самолет захватили террористы. Но на самом деле террористов нет. Они как бы есть, и их как бы нет. Все элементарно. И вот вы должны перешептываться. А последняя пассажирка упадет в обморок.
– Ну, что тут не понять, – отозвались из толпы. – Как бы есть и как бы нету. Проще простого.
Всех рассадили по местам, а я удостоился места у прохода, как очень фактурный (в то время у меня были кудри не хуже пушкинских).
– Перешептывайтесь! – хлопнул в ладони режиссер.
Ну, перешептываться – дело несложное. Честно говоря, это не мешки ворочать. И все начали это делать.
До этого я думал, что у оператора для равномерного движения должно быть какое-то специальное оборудование, рельсы, что ли, и на них тележка. Все оказалось проще и печальнее – режиссер тупо толкал оператора в спину с постоянным ускорением, а оператор бежал по салону.
Сняли первый дубль. И тут в режиссере проснулся Станиславский.
– Где драматизм? – возопил он. – Где ужас в глазах? Кто так перешептывается? Вы как будто цены на семечки обсуждаете! Представьте только этот кошмар, этот армагеддон – террористы на борту. Вот вы, молодой человек, – обратился он ко мне, – вы вообще должны от избытка чувств перегнуться через проход и сообщить эту новость соседям! Я так вижу мизансцену! Все по новой!
Сняли еще один дубль, потом третий и четвертый. Дубля после шестого режиссер махнул рукой, решив, что сойдет и так.
– Вторая мизансцена, – явно входя во вкус власти над толпой, торжественно объявил режиссер. – Один из персонажей бросает через весь салон пистолет (зачем, он опять-таки не объяснил). Пистолет летит по параболе и вы все его провожаете глазами. Затем он падает на колени той же героине и она снова в обмороке.
Все напряглись и стали ждать, пока бросят пистолет.
– Забыл добавить, – заторопился режиссер. – Пистолет тоже воображаемый. И парабола воображаемая. Но испуг должен быть настоящий.