Охотники за пармезаном
Шрифт:
– А девочка-то с характером, – сама себе сказала директриса. – Надо брать.
Через три дня подруги уже участвовали в первом в своей жизни модном показе. Они ходили в шубах по наскоро установленному деревянному подиуму на крытом вещевом рынке. Несмотря на шубы, было мучительно холодно. После показа Даша и Лиза получили по сто рублей и сразу же накупили себе косметики.
***
После школы Лиза уехала в столицу первая и устроилась на популярный музыкальный телеканал. Спустя месяц она перетащила туда и Дашу, которая устала жить с родителями-алкоголиками. Как раз в этот момент проходил кастинг на ведущую, и Даша прошла его с первого раза, сама изумившись этому.
Через год Ежевикина была уже всероссийски знаменитым виджеем. Вечеринки, корпоративы, фуршеты закружили некогда скромную брянскую девочку. Появились поклонники и деньги.
Платиновое сияние ее стрижки, силиконовая грудь, наполненные гелем губы – над верхней пластический хирург поработал довольно неудачно и она стала напоминать коромысло – стали уже неким брендом. Четыре года Даша прожила с брутальным бизнесменом-драчуном, который, однако, оставил ей на память квартиру в «Золотом Орле».
Уход бизнесмена из ее жизни совпал с увольнением Даши с телеканала. Руководство было очень недовольно тем, что Ежевикина перенесла центр тяжести с непосредственной работы на ведение корпоративов.
С горя блондинка ударилась в разгульную жизнь и целых полгода ее никто не видел трезвой.
Выйдя из запоя, Ежевикина взялась за ум и написала первую в своей жизни книгу «Мужчины как лимузины». В ней она старательно на триста страниц развезла одну, в общем-то, нехитрую мысль – что любого мужчину можно ассоциировать с каким-то автомобилем: эконом-класса, спортивным, лимузином, концепт-каром, новым или бывшим в употреблении. Забыв о том, что ее собственная жизнь дала трещину, Даша отчаянно давала советы о том, как сохранить семейный очаг.
Сейчас Даша усердно пропивала остатки гонорара за этот опус и совершенно не представляла, как ей быть дальше.
Тихманский остановился напротив внушительной итальянской двери и нажал звонок. За дверью что-то тихо прошуршало и замолкло.
– Даша, – сказал Тихманский как можно вежливей, – это совладелец «Золотого Орла». Откройте, пожалуйста.
За дверью кто-то выжидательно дышал и раздумывал. Наконец, дверь приотворилась, и оттуда показался платиновый локон и миндалевидный глаз с дымчато подведённым веком.
– Дааа, – промяукала Даша Ежевикина, и Тихманскому в нос ударил аромат ликёра. Блондинка была навеселе. – Что вы хотели?
– Поговорить с вами, – подчёркнуто корректно уточнил Тихманский. С пьяными он всегда старался общаться, как с детьми или умственно неполноценными.
Даша помялась и открыла. Она была в шёлковом халатике, очень небрежно запахнутом, из-под которого пробивались на свет божий ее наливные, искусственно-сферичные груди. Длинные и худющие загорелые ноги все ещё напоминали о Дашином модельном прошлом.
Тихманский пристально оглядел квартиру. Интерьер был решён в приятных жемчужно-серых тонах с розоватыми вставками; чувствовалось, что поработал дорогой, именитый дизайнер.
На столике валялась опрокинутая и порожняя бутылка из-под ликёра.
– Дарья, – строго сказал Тихманский, – за вами числится задолженность в двадцать две тысячи долларов. За одиннадцать месяцев.
– Я отработаю, – механически произнесла Ежевикина, – отработаю, отработаю…
Она ещё несколько раз повторила это слово и вдруг зажглась от идеи. Она упала на колени, подползла к Тихманскому и расстегнула ему ремень на брюках. Тихманский не шевелился. Поняв, что никакой реакции не последовало, Даша подняла вверх глаза и столкнулась с брезгливым, будто у энтомолога, взглядом.
Тихманский не был пуританином. Но когда ему так откровенно навязывались, ему становилось не по себе. К тому же близость с такой ненастоящей женщиной для него была экзотикой сродни сексу с роботом.
– Извините, – сказал Тихманский. – Мне кажется, что ваши услуги не стоят такой суммы. И потом, – не удержался он от того, чтобы не уколоть Ежевикину, – как я такой взаимозачёт оформлю? Счёт-фактурой и накладной?
– Господи, – начала вдруг рыдать Даша, – вы ведь не женщина! Вы не понимаете, как тяжело, когда тебя бросают! Когда все, все, мысли, переживания, мечты, заботы помещаешь в одного человека и он предаёт тебя, изменяет с другой! Я же все сделала ради него! Губы! Сиськи эти дурацкие надувные! Смотрите, какие швы!
Она вдруг распахнула халат и приподняла тяжёлую и округлую грудь. Тихманскому бросились в глаза большие коричневые ареолы вокруг молочных желез и тоненькие, белые, едва заметные рубцы на коже.
Тихманский с большим интересом следил за этим спектаклем.
– Дарья, – вдруг сказал он; его осенило, – вам так нравится Москва?
– Ненавижу ее! – истерично выкрикнула Ежевикина, размазывая тушь по лицу. – Город-вампир! Одни сволочи!
– А есть какой-нибудь город, от которого вы без ума? – полюбопытствовал Тихманский.
Ежевикина даже перестала плакать.
– Одесса, – мечтательно ответила она. – Жемчужина у моря.
– Одесса – это прекрасно, – начал подначивать Тихманский. – Фрукты, пляж, солнце, добрые и весёлые одесситы. Тепло, хорошо. Не то, что эта грязь, пробки и суета на улицах. Хотите квартиру на Дерибасовской? Тут у вас семьдесят квадратов, а там будет… ммм… сто пятьдесят. Обставим не хуже.
Даша шмыгнула носом и заинтересованно поглядела на Тихманского.
– Я согласна, – в первый раз грустно улыбнулась она. – Вы такой милый. Давайте я все-таки сделаю вам кое-что приятное… просто в знак нашей дружбы…
***
Операция по выселению Даши Ежевикиной прошла блестяще. Ее квартиру продали за восемьсот пятьдесят тысяч долларов. Но самой Даше сказали, что за семьсот девяносто. Она была так занята собой, что даже не обратила на это внимание. Далее, Тихманский сказал, что управляющей компании положено шесть процентов за продажу и забрал себе ещё сорок семь тысяч четыреста долларов. С оставшихся семисот сорока двух тысяч Тихманский вычел двадцать две тысячи в счёт накопленных долгов за коммунальные услуги.