«Охранка». Воспоминания руководителей политического сыска. Том I
Шрифт:
Второй антинемецкии нажим произошел несколько позже, весной 1915 года, и окончился немецким погромом. Москвой «правил» тогда князь Юсупов граф Сумароков-Эльстон. Оба они, и Адрианов в качестве градоначальника, и князь Юсупов в качестве главноначальствующего над Москвой, были удалены с должности после погрома.
В связи с историей этого погрома я расскажу и о моих служебных встречах с князем Юсуповым
* * *
В начале 1915 года правительство решило создать высшую объединяющую власть в Москве, но, в отступление от прежней генерал-губернаторской власти, была образована должность главноначальствующего, более отвечающая наступившему военному
Выбор, однако, был сделан чрезвычайно неудачно. Конечно, князь Юсупов был достаточно независим, до некоторой степени знал Москву, был богат и знатен, но не обладал ни опытом, ни знаниями.
В один прекрасный ранневесенний день все начальники отдельных частей, как военные, так и штатские, в соответствующей военному времени
мемуарах
форме собрались на Николаевском вокзале для встречи приезжавшего из Петербурга главноначальствующего, князя Юсупова.
Из вагона бодро вышел генерал «гвардейской» складки, со светскими манерами и быстрыми движениями. Князь Юсупов держался очень просто. Простота манер и обращения сразу подкупала. Генерал в сопровождении старших чинов обходил представлявшихся, здоровался, но почти не задавал вопросов. Прием быстро окончился.
Московское градоначальство с приездом главноначальствующего входило в прямое ему подчинение; получалась новая инстанция, куда надо было сообщать, где надо было делать доклады и пр.
Я лично, по своей должности, не ожидал, что скоро войду в очень близкий контакт с главноначальствующим, но случаю было угодно, чтобы это произошло.
Вскоре, в связи с одним из моих письменных докладов градоначальнику, касавшимся, насколько я помню, какой-то забастовки, генералу Адрианову пришлось ехать к главноначальствующему. Вопрос, изложенный в моем докладе, имел отношение к подпольной агитации и, вероятно, показался градоначальнику несколько сложным, а потому он вызвал меня к себе и предложил мне отправиться вместо него к князю Юсупову и объяснить все дело, изложенное в докладе.
Юсупов жил в своем известном особняке-дворце у Красных Ворот. Дом был огромный, неоднократно реставрированный, помнивший старину, пожалуй, только своим фундаментом и нижним этажом. Низ дома еще напоминал царей, но верх, с его громадными залами и бесчисленными круглыми гостиными, боскетными 121и другими большими и малыми комнатами, сохранял эпоху не во всем, и если и сохранял, то в значительной сте пени благодаря умелой и знающей руке талантливого и умного руководителя и директора московского Строгановского художественного училища 122Н.В. Глобы. Он был свой человек в доме князя Юсупова и, как это ни странно, принимал всегда участие в самых разнообразных заседаниях, которые любил устраивать князь Юсупов.
Комнаты были заполнены художественными редкостями, картинами, бронзой и мрамором, так что, когда я в сопровождении лакея, провожавшего меня в кабинет князя, проходил по анфиладам дворца, у меня, как говорится, глаза разбегались.
Я был введен в очень небольшую квадратной формы комнату, которая по какому-то странному решению князя служила теперь ему служебным
Poccuw^L^e мемуарах
кабинетом. Комната совсем не отвечала своему заданию: недостаточно большая, она едва вмещала небольшой письменный
Я представился князю и объяснил, что генерал Адрианов прислал меня для соответствующего доклада. Думаю, что князь не разобрал тогда, кто именно явился к нему: я был в защитной форме, и жандармский мундир не бросался в глаза. Возможно, что князь принял меня за одного из штаб-офицеров для поручений при градоначальнике. Это я понял уже значительно позже.
Князь был, по-видимому, очень занят, он предложил мне сесть как раз с другой стороны своего письменного стола, на котором грудами лежали телеграммы, дела в синих папках, газеты и масса неразобранных служебных бумаг.
Я, как аккуратный человек, не терпевший загроможденности письменного стола, сразу понял, что главноначальствующий тонет в массе бумаг. Моя догадка подтвердилась скоро. В кабинет беспрерывно входил лакей в безупречной ливрее и подавал князю то груду телеграмм, то свежую дневную газету, то клал на стол новую папку с бумагами «для доклада». Князь, не начиная со мной разговора, нервно, беспокойно и как-то беспомощно то открывал одну из поданных телеграмм, то брался за просмотр газеты, то снова начинал рассматривать лежавшее перед ним «дело».
Я стал рассматривать картины, стараясь отгадать художника, любовался разными objects d’art 123, во множестве разложенными на столиках и отвлекавшими внимание от дела, по которому я пришел
Лакей подал чай. Прошло около получаса… Князь развертывает телеграмму, смотрит на нее в недоумении и вдруг, обращаясь ко мне, говорит раздраженно: «Не угодно ли, теперь я должен “протолкнуть” какой-то сахар! Черт его знает, как я его протолкну! При чем я тут!» Я понял, что дело касается груза сахара, предназначенного в Москву, но застрявшего где-то на железной дороге из-за заторов, образовавшихся вследствие передвижения войск и военных припасов. При виде явной административной беспомощности главноначальствующего я позволил себе подсказать ему весьма простой выход из положения: «Ваше сиятельство, если вы на этой телеграмме положите резолюцию, примерно такую: “Начальнику дороги, правителю дел и начальнику жандармско-полицейского управления срочно доложить дело”, вы легко сможете принять правильное решение!»
ГЛАВА V СНОВА В МОСКВЕ
PoccuiKjLe мемуарах
«Вы думаете, что я тогда найду правильное решение?» - спросил меня неожиданно князь.
«Конечно!» - уверил я главноначальствующего но понял в эту минуту, что предо мной сидит «административное дитя».
«Ну, а с такой телеграммой как вы думаете поступить?» - обратился ко мне князь, протягивая другую телеграмму.
На этот раз вопрос шел о каких-то винных складах и их охране. Дело было, конечно, совсем не по моему ведомству. Я подсказал и вторую резолюцию.
Так около часа я прочитывал телеграммы и давал князю различные советы. Главноначальствующий под конец повеселел, острил, шутил. Наконец я улучил минуту и для моего доклада и сам подсказал и резолюцию к нему.
Откланявшись и пытаясь самостоятельно пробраться к выходу, я долго бродил по разным анфиладам огромного дома.
Не прошло и дня, как градоначальник передал мне приказание главноначальствующего явиться к нему. Я поехал и снова присутствовал при разборе князем почты. На другое утро я опять был вызван к князю - на этот раз по каким-то делам градоначальства.