«Охранка». Воспоминания руководителей политического сыска. Том I

Коллектив авторов

Сергей Евлампиевич имел несколько актерскую физиономию, хотя и носил небольшие усики, не менявшие, впрочем, его типичной еврейской внешности. В самой его фигуре, в выпиравшем животе, в манере ходить, в хитроватой улыбке, в подмаргивании глазом и, наконец, в настоящем еврейском носе было столь много типичных еврейских черт, что ни у кого не было сомнения в его происхождении.

Виссарионов обладал какой-то особенностью в строении своего горла, напоминавшей манеру известного артиста Малого театра - Михаила Провича Садовского: в патетических местах точно какой-то клубок перехватит ему горло и особенным, нервным и проникновенным звуком пустит какое-нибудь словцо. Вообще же, во всяком разговоре, важном или неважном, серьезном или шутливо-приятельском, Виссарионов неизменно актерствовал: выпячивал губу, вскидывал глаза к небу и т.п.

В домашнем быту и в обществе он был

прекрасным собеседником. Был экономен и расчетлив, любил порядок и, в общем, был, как говорится, «мелкобуржуазен». Художественного вкуса не имел, и когда получил место вицедиректора Департамента полиции и, обставив себя довольно солидно в материальном отношении, обзавелся «хорошим кабинетом», кабинет этот оказался обычным петербургским чиновничьим кабинетом «под дуб», и только.

В те годы моего раннего знакомства с ним Сергей Евлампиевич был еще человеком крайне общительным, веселым по нраву и характеру, незатейливым в обращении и привычках и чуждым всякой нарочитой солидности. С годами и с переменой службы, особенно со времени его вице-директорства, стали появляться в нем солидность и важность в обращении, и только изредка проявлялся в нем прежний Виссарионов.

После Москвы в моем знакомстве с ним наступил большой перерыв, я снова встретился с ним только после того, как он стал вице-директором Департамента полиции по заведованию отделом политического розыска.

мемуарах

Это был талантливый человек, с изумительной работоспособностью в этой области. Он хорошо изучил революционное подполье, еще до назначения своего по Министерству внутренних дел наблюдая за жандармскими дознаниями Его самым страстным желанием была должность директора Департамента полиции, которую он так никогда и не получил, хотя и был подготовлен к ней лучше, чем кто-либо другой. Вероятно, ему мешали его происхождение и заметная предвзятость к нему со стороны сановников. Он был «не наш», как любили говорить настоящие сановники из бар. Все это в те времена имело большое значение. Виссарионов старался победить предубеждение своим трудом, знанием дела, всесторонним изучением порученных ему задач; был педантичен и точен, наконец, стал благодаря гибкости своей натуры «приспособляться», пытаясь нравиться каждому сановному лагерю… но в результате все же не достиг своей цели.

Я остановился с некоторым вниманием только на тех представителях прокурорского надзора, с которыми мне по той или иной отрасли нашей жандармской службы приходилось сталкиваться более или менее часто, и не перечислил еще тех представителей этого надзора, которых я знал по моей службе, - например, прокурора Виленского окружного суда Аккермана; прокурора суда, а затем саратовского губернатора С.Д. Тверского; П. В. Скар-жинского; товарищей прокурора Московского окружного суда Митровича, А.В. Червинского и др.

Должен сказать, что консерватизм этих представителей прокурорского надзора, в общем, был нисколько не меньше консерватизма чинов жандармского ведомства, а их общая культурность и понимание дела, вверенного жандармскому ведомству, могли бы создать из них очень дельных руководителей политического розыска. Но на них не было военного мундира, а это обстоятельство, по понятиям того времени, не гарантировало правительству той правоверности, которую гарантировали «синие мундиры».

В декабре 1903 года я был произведен в чин штаб-ротмистра, а в следующем декабре - в чин ротмистра. Это были обычные повышения в чинах, следовавшие одно за другим, так сказать, в порядке очереди. Я очень неудачно засиделся в чине поручика, оставаясь в этом чине два года подряд, потому что список поручиков, представленных к повышению в следующий чин, обрывался фатально на мне. К Рождеству 1904 года я был представлен к награде, и начальник управления предложил мне на выбор: крест Станислава или денежную награду. Я выбрал последнее, и, как потом оказалось, выбрал неудачно, так как штаб Отдельного корпуса жандармов впослед-

мемуарах

ствии уже в 1909 году, представил меня все к тому же кресту Св. Станислава. Впрочем, я никогда не принимал никаких мер к испрашиванию наград и не прилагал никаких стараний перед сильными мира сего, чтобы быть представленным к награде. Зато я и был награжден наружными знаками отличия в весьма скромных размерах - выше Анны 2 й степени орденов я не имел. При повышении же в чинах, особенно штаб-офицерских (подполковника в 1910 году и полковника в апреле 1915 года), я был награжден орденами «за отличие», и каждый раз в этом «обгонял» целую толпу сослуживцев по Отдельному корпусу жандармов.

Но и эти чины я умудрялся получать со значительным опозданием.

Из крупных жандармских дознаний в Петербургском управлении, в которых мне пришлось принять участие, выделялись: дело по взрыву бомбы в «Северной гостинице» ⁴¹’, убийство министра внутренних дел В. К. Плеве ⁴⁷, шествие Гапона к Зимнему дворцу ⁴⁸, вооруженные беспорядки на Васильевском острове ⁴⁹, арест Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов™ и участие в нем известных Хрусталева, Троцкого и др. Среди дел не политического, а так называемого «специального» характера мне помнятся дела о злоупотреблениях при приеме крейсера «Новик», строившегося компанией Виккерта, и о педерастии среди некоторых членов гвардии Петербургского военного округа. Да, пришлось заниматься даже и таким, казалось бы, отнюдь не жандармским делом ¹Но так как военное начальство не пожелало огласки в столь скандальном деле, то путем негласных соглашений между представителями высших сфер было решено установить виновность и личность участников этого сексуального уклона путем осторожного и негласного жандармского расследования Дело это, насколько я помню, возникло по заявлению какого-то нижнего чина одного из гвардейских петербургских полков, втянутого в компанию молодых офицеров-педерастов. Почему-то это расследование попало ко мне.

Я очень хорошо помню, что в первоначальных данных не было никаких нитей, по которым можно было бы размотать клубок, и я некоторое время не знал, что и как надо было сделать, чтобы приоткрыть завесу, скрывавшую от меня и место происшествий, и его участников Были какие-то неясные указания на какой-то трактир за одной из петербургских застав, где будто бы и происходили предосудительные встречи офицеров-педерастов с вовлеченными ими в ненормальные отношения нижними чинами.

В целой серии детективных романов, автором которых является известный английский писатель, выводится фигура детектива-любителя и в то же

PoccwKpLe мемуарах

время священника, который в своих поисках преступника неизменно начинает с того, что он должен что-то и немедленно предпринять, куда-то и в каком-то направлении идти и ни в коем случае не выжидать развертывания событий, полагая, что в дальнейшем, при проявленной активности, какие-то нити будут непременно развертываться перед ним и помогут раскрыть тайну ⁵¹. Я тогда еще не читал похождений детектива-священника, но почему-то повел себя именно по этому, рекомендованному им пути. Я достал у приятелей штатское платье и отправился за указанную заставу. Необычайно скоро я остановил внимание на отдельно стоявшем у дороги трактире и через несколько часов, после удачного разговора с хозяином заведения, я имел на руках все описание этого неприятного дела. Мой доклад начальнику управления и порадовал его, и озаботил: раскрывались имена некоторых довольно известных фамилий, и дело грозило дальнейшими разоблачениями. После произведенных мною опросов некоторых участников из нижних чинов, полностью подтвердивших мои расследования, все дело было взято у меня начальником управления, который и закончил его после каких-то негласных совещаний с военным начальством.

Щ

Это порученное мне дело и несколько необычный и живой характер, который я ему придал при обследовании, создали мне репутацию ловкого и умелого расследователя. Возможно даже, что оно сыграло роль при предложении мне должности начальника охранного отделения, что произошло в 1906 году.

Дело о злоупотреблениях при приеме крейсера «Новика» было также не рядовым жандармским делом. Оно было поручено мне, и за его производством наблюдал сам товарищ прокурора Петербургской судебной палаты М.И. Трусевич. По этому делу числился арестованный чиновник морского ведомства; не помню теперь ни фамилии его, ни должности. Трусевич и я ездили по этому делу в Адмиралтейство, наводили справки, просматривали бесчисленные ведомости. Арестованный чиновник долго не хотел давать никаких объяснений, несмотря на очень ловко проведенный Трусевичем допрос. Как-то, не закончив допрос, Трусевич вышел из моего кабинета и занялся другими делами, а я в его отсутствие стал продолжать допрос арестованного чиновника и, к моему изумлению и удовольствию, привел его к даче откровенного показания. Возвратившийся через некоторое время Трусевич застал меня и обвиняемого задушевно беседующими за записью подробного протокола. Я уже упоминал раньше о той удовлетворенности, кото-