Охваченные членством
Шрифт:
– — О чем?
— По поводу кошечки!
— Ни-ког-да.
— Ну, почему? Почему?!
— Папа! Помнишь, мы всем классом ездили на «День рожденья каждый день!» И там был конкурс на кто нарисует самое красивое мороженое. И я на рисовала. А рисунок потеряла. А другая девочка нашла и отдала в жюри. И мой рисунок получил пер вую премию. И когда начали вручать призы, то объявили «Саша Алмазова», и та девочка на сцену полезла и получила приз. А наша учительница Ирина Олеговна все видела и сказала: «Я думала, она отдаст этот приз тебе, а она не отдала!» Представляешь,
И все вранье! Ничего этого не было! Все выдумано! На мои расспросы несчастная Ирина Олеговна чуть в обморок не свалилась!
— Доченька! Ты в санатории скучаешь?
— Скучаю, но стараюсь, чтобы не до слез!
— Я тут в санатории стала такая крутая! Совершенно не сутулюсь и все съедаю! Тут была запеканка — никто есть не смог! А я съела три порции! Всех детей, на меня глядя, вырвало!
— Папа! Не иди так быстро! У меня скрепка в палец впивается! Потому что в колготках была дырка и палец высовывался, а я степлером починила.
Брехуны
В возрасте от пяти до десяти лет дети врут неудержимо! Особенно мальчики. В этом нет ничего необычного или патологического. Это так же естественно, как в возрасте от тринадцати до семнадцати лет псе пишут стихи. Большинство не становится поэтами, и это у большинства не стихи, а просто период освоения языка. Вероятно, и неистовое вранье — тоже необходимый период в развитии интеллекта. Скорее всего, происходит оно от жгучего желания чего-то необычного, чего в повседневной жизни не встречается'. Но среди юных брехунов встречаются настоящие мастера. Вот два классических брехуна.
Первый — задумчивый и молчаливый, получивший за свой закрытый характер кликуху «Устрица», узнал, что в том поселке, недалеко от Сланцев, где он гостит летом у бабушки с дедушкой, когда-то нынешний президент Владимир Владимирович Путин или кто-то из его родственников купил сараюшку — как бы дачу! Это известие так потрясло Устрицу, что он полдня молчал, а потом обошел нескольких соседей и сообщил, что сам видел, «как Путин на дачу приехал, и теперь там внутри сидит, наверно, не хочет, чтобы его видели». Стоит ли говорить, что через полчаса весь поселок сбежался к забору вокруг сараюшки, а из сельсовета прилетело начальство в состоянии предынфарктной истерики.
Устрица еще два дня упирался, что сам Путина видел, и если его сейчас нет в заколоченном сарайчике, значит, он успел уехать! « Значит, это вы сами его спугнули!» Несмотря на угрозу порки, он стоял насмерть на том, что «сам видел», и брехни не при знал! Мудрые деревенские люди от него отступились, смеясь над своим легковерием.
Второй бескорыстный брехун, сын известного кинорежиссера, интеллигентного и тихого. В отличие от отца брехун обладал ангельской внешностью, благодаря чему попал в кино. Кто когда-нибудь хоть раз стоял перед кинокамерой, знает, какой это труд! После съемок мать приносила его в номер ялтинской гостиницы в состоянии «опавшего листа», то есть никакого от усталости.
И вот однажды, когда, как ей казалось, шестилетний ангел спит непробудным сном, она заперла его в номере и рванула на местный базар, чтобы подвитаминить юную кинозвезду.
Отсутствовала она не
Ангел, обливаясь горючими слезами, завывая, как баптистский проповедник, потрясал людей в толпе под балконом горестным рассказом о своей судьбе, где фигурировали отец-алкоголик, брат-наркоман, сестра, что повесилась, и мать-преступница, которая вот уже третий день, как бросила его и гуляет неизвестно где с грузинами! А он даже выйти из номера не может, чтобы хоть воды попить!
В толпе раздавались всхлипывания, и кто-то уже звонил в милицию, пожарным и в «неотложку». А спортивного вида юноша собирался залезть на третий этаж по стене и напоить ребенка хотя бы минералкой. Его любимая девушка восторженно смотрела на эти потуги. Они уже решили после женитьбы усыновить несчастное дитя.
И тут ангел увидел в толпе мать, окаменевшую н растерянности от чудовищности брехни!
— Мамулечка! — закричал, носясь по балкону, ангел. — Ну, что ты мне вкусненького с базарчика несешь? Познакомьтесь, это моя мамочка! Мамулечка! Ку-ку! Дорогая моя! Заботливая! Ку-ку!
Настоящая брехня — всегда импровизация, непредсказуемая, как поэтическое вдохновение.
— Папочка! — сказала мне дочь-первоклассница, когда я вернулся из командировки. — Я по тебе так скучала! Что на большой перемене даже заплакала. Девочки спрашивают: «Сашенька! Что ты плачешь? », а я говорю: «У меня Эльдар пять тысяч украл!»
Откуда Эльдар взялся? Да, вероятно, рядом по партам скакал, ни сном, ни духом не ведая про пять тысяч, каких у моей красавицы отродясь не бывало.
Самый нелепый вопрос, который мы, взрослые, можем задать брехуну, говорит о нашей испорченности: «Зачем ты врешь? » Истинный юный брехун врет «ни за чем»! Он врет, как поет птица, как журчит река, как дует ветер. Корысть не является целью его вранья, и если он преследует какой-то свой тайный интерес, то, как правило, и словами-то его выразить не может.
Трехлетняя девочка две недели морочила голову всем взрослым тем, что, рыдая, жаловалась: «Ухо болит», и каждый день ее вели не в скучный детский сад, а в поликлинику. Где врачи вместе с родителями ломали голову, что же там, в абсолютно здоровом ухе, болеть может! Оказывается, в детской поликлинике, как раз напротив кабинета «ушника», была клетка с волнистыми попугайчиками, и девочка уже выбрала себе одного.
«Ухо прошло», как только родители приобрели парочку птиц домой, кстати убедив симулянтку в том, что это тот самый, из поликлиники, благо попугайчики эти, в основном голубые и зеленые, похожи между собою, как горошины.
Нижний порог брехливости не установлен. В од ной моей знакомой семье полуторагодовалый «ходу нок», пятый ребенок в семье, при появлении участковой медсестры (а от нее, по выражению старших братьев и сестер, «укольчиками пахло») заявлял: «А-а», плотно усаживался на горшок и не вставал, пока медсестра не уходила, таким образом страхуя свою уязвимую для уколов часть тела от медицин ских посягательств.
Но здесь уже прослеживается появление некой корысти, хотя бы из самозащиты. Это уже интеллект! А истинная брехня, как стихи, в большей мере эмоция.