Охваченные членством
Шрифт:
Она, как торпеда, бьется в снулую, словно рыба, испанку, пытаясь прорваться в аквариум накопителя.
Питерский улетел?
— Сеньера! Порфавор! Но... — колышется как океанская зыбь проснувшаяся стюардесса.
Перке? — прет на нее наша. — Перке! Мне же вон туда надо!
Сеньера! Порфавор...
Перке? Почему нельзя! Твою маман! Мне же гуда! Мне надо! Пойми ты! Чурка дубиноголовая! На питерский! Перке? Что ты на меня бельма вылупи-»п? Я ж тебе как человеку, русским языком говорю:
— Перке?» «Сеньера, сеньера!» Сама ты «сеньера»,
– Сядь ты, в натуре! — говорит ей, разбуженный криком, турист в бермудах «Пожар в джунглях», бейсбольной кепке, майке с портретом Мадонны и татуировкой на бицепсе «Не забуду мать родную!» — Не сипети! На питерский еще посадки нет!
Наши! — восторженно кричит торпеда. — Слава тебе, господи! Представляете! Эти меня в отеле не будят! А уже времени в обрез! Я хватаю такси!
И сюда!.. Автобуса-то нет... Фу... Ну слава богу! А эти, как я не знаю что, ничего не понимают... Я ей русским языком говорю, как человеку... Ой, наш автобус пришел...
Медленно покачиваясь, на резиновой дорожке подплывает толпа туристов. Уже издали они кричат и машут нашей даме:
— Ну, воще! Мы автобус задерживаем, а ты уже здесь! Ну, ты даешь!
У трапа выясняется, что она потеряла чемодан, а на самом трапе у нее лопается дорожная сумка и перила украшаются трусиками, бюстгальтерами и колготками...
Мы, советяне, привыкли жить в беде! И если беды нет, мы ее устроим! Она не вне, она внутри нас! Перке? А кто его знает! Но, порфавор, это так!
Пивной фестиваль в Питере
— Теперь-то навострились, а тот был первый! Сейчас-то что... Еще с вечера «очковники» приезжают. На каждом углу становятся. А тогда, когда первый пивной фестиваль проходил, еще опыта не было! С гулькин хрен опыта! Не продумали. Так что пришлось воспользоваться народной смекалкой! Что мы, не русские люди, что ли? У нас, в России, можно сказать, от рождения каждый второй — изобретатель!
Чиновник городской, он до всего допереть не может! Тем более демократ! Это у коммунистов был опыт массовых зрелищ, а у этих не то... Не наработали еще. Ну, и то понимать нужно, что верхние власти, они о возвышенном думают! А нижние — вообще не мыслят. На что им! Скажут — сделают, а не скажут — да и хрен с ним, и так сойдет! Зачем даром без личного интереса извилинами шевелить? Вот когда интерес появляется — другое дело!
Вот, значит, объявили пивной фестиваль! Народу понаперло! Еле я на работу доехал. А работал как раз на Конногвардейском бульваре в полуподвальчике. О характере работы говорить не буду. Но труд интеллигентный, на компьютере. Как раз приехал я в субботу поработать, курсовую делал!
Замечательно так, в конторе никого, один мент у дверей и я в кабинетике, и вижу, как он стал интенсивно возбуждаться. Ну, буквально каждые пять минут с дубинкой в дверь выскакивает.
Я заинтересовался, пошел посмотреть, чего он там. А ситуация такая.
Гуляющие на фестивале трудящиеся пива выпивают немерено! А пиво от лекарства чем отличается? Мот именно! Лекарство сначала выписывают, а потом пьют, а пиво наоборот... А куда? Точек не предусмотрено. Ну не в Неву же по пояс заходить! И холодно к тому же! Не май месяц!
А у нас спуск в полуподвальчик зазывный такой. Семь ступенечек вниз, присел и порядок. Тем более что у нас на этот спуск окно выходит. Но в нем стекло зеркальное, затемненное. Директор еще очень гордился, что, мол, нам все видно... Вот мы с ментом стоим, и нам видно, что, к примеру, женщина, как правило немолодая, вероятно, которая уже в себе пиво держать не может. По ступенечкам скок-скок, ниже уровня мостовой затаится, как снайпер, точнехонько напротив нашего окна начинает декольтировать филейную часть. Полулуния свои! Ну, просто как на широком экране...
И если бы у нас был какой-нибудь другой выход из помещения, так мы бы, может, даже и не возражали! Ну, все же живые люди! Но нам через последствия этого пивного фестиваля еще домой идти. А тут можно представить, что будет к концу дня. Просто гибель княжны Таракановой в Петропавловской крепости от потопа!
Мент, значит, с палкой выскакивает, как черт из коробки, а эти несчастные женщины, сверкая луной, вылетают на бульвар.
А напряжение растет. Интенсивность выскакивания мента учащается.
Он мне говорит:
— Это цветочки! Вот сейчас мужики пива надуются! В кондицию войдут! Тут не повыскакиваешь! Могут и морду набить! У людей же крайность! Это же хуже, чем после селедки воды не давать или там опохмелиться. От этого же у воспитанного человека может внутренний разрыв органов произойти!
— Да, — говорю, — тут через час вторая серия Медного всадника будет! Ну, поэмы А. С. Пушкина. «И всплыл Петрополь, как дракон, по пояс в волны погруженный...»
— Какой хрен, по пояс! — Мент говорит. — Они к вечеру на уровень мостовой выйдут! А у нас дверь то не герметичная! Мы тут как на подводной лодке после глубинных бомб!
И тут меня осеняет. Когда положение безвыходное — мысль работает быстро! Вот та обезьяна, которая первая на ноги встала, не от хорошей же жизни она с дерева слезла, может, бананы кончились, а может, дерево упало, вот так прогресс и начался, когда подперло!
Я говорю менту:
— Слушай, у нас картон ведь был.
Он:
— В каком смысле? Да ну! Разве такую дверь картоном загерметизируешь! Да и как выходить потом? Не вплавь же!
Не понимает моей идеи! А мне объяснять некогда, я туда-сюда. И не просто картон нахожу, а целую выставку «Наши связи с инвестором» в виде ширмы! Выше человеческого роста! Вот надо же такое везение. Я беру этот картон — и на улицу! Открываю люк. И над люком устанавливаю этот картон зигзагом, ну как на пляжах раздевалку. Мента у входа — на табуреточку. Коробку в руки, и, пожалуйста, — пять рублей сеанс, пенсионеры и дети бесплатно!