Охваченные членством
Шрифт:
— Как приятно, — сказал я, вываливаясь из потной машины на мягкий асфальт тротуара, где вязли женские каблучки, — как приятно среди этой стаи полуодетых дикарей видеть цивилизованного, поистине белого человека!
Годфрей молча и торжественно пожал мою руку. В глазах у него плясали веселые африканские черти!
Погодите! Этот парень многого добьется! И неизвестно, кто кому тогда предоставит «болшие скидики ».
Негры нам, русским, комплементарны. Во-первых. потому, что их на просторах нашей родины пока еще немного, во-вторых, своей безалаберностью, любовью к выпивке и многим другим, в том числе и хорошим, они на нас очень похожи. Не случайно же «солнце русской поэзии» и «наше все» — негр! Ну, и, кроме того, мы же воспитаны на «Хижине дяди Тома», про которую в США трудящиеся, уверен, и не слыхали (им некогда, они бабки куют!). Это мы слезы утирали на фильме «Цирк»: «Спи, мой малшик... Зладко, зладко...». Мы и негры... И вообще, как посмотреть! Во многом мы, русские,
ФАЗЕНДА И ШЕСТЬ СОТОК
«Социализм — это учет» (В. Ленин). Учитывалось все. А вослед затем запрещалось. И запрещалось тоже все. Но человек так устроен, что многие запреты преодолевает. Причем способы бывают самые разнообразные. Дачные эпопеи достойны широкого полотна. Во-первых, потому что «дача», как явление действительности, была символом достатка. Дача и машина. Дача, изваянная из морского контейнера, а машина «Москвич-408», по сравнению с которым «Волга» казалась космическим кораблем. Хотя именно про нее когда-то сказал Форд-младший, что это уже не телега, но еще не автомобиль.
В милитаризованной стране, коим являлось наше отечество, в пятидесятые годы, в самый разгар холодной войны, явилась идея, не утратившая своей актуальности и сегодня. А куда девать население в случае ядерной или иной катастрофы, когда огромное число горожан нужно будет из мегаполисов вывозить? Ответом на это явилось создание садоводств, с раздачей участков, размером в шесть соток в наиболее неплодородных и не пригодных для сельского хозяйства районах Ленинградской области, где и сегодня-то огромные пространства, бывшие когда-то деревенскими полями, пустуют. Таким образом, вопросы: «почему же земля под садоводства нарезается там, где редко ступала нога человека и испокон веку ничего не росло, и почему так далеко от города, и почему туда транспорт не ходит?» — характеризуют вопрошающего как политически незрелого человека, нелепые вопросы коего привели сначала к шепотку на кухнях, затем к диссидентству, а впоследствии к полному крушению СССР и всей системы стран социализма.
Большинство же наших людей задавалось в годы созидания садоводств другим вопросом: где бы чего-нибудь спереть, чтобы из этого построить нечто среднее между скворечником и сельским туалетом на воздухе, позже именуемое в народе фазендой.
И вот миллионы наших соотечественников, в основном на горбу, потащили в районы, первоначально пригодные только для укрытия от ядерной войны, кирпичи, фанеру, доски, саженцы и еще миллиарды метров и кубов всего, из чего вскоре создали целый мир «нахаловок» и «вороваек», зеленым кольцом и райскими садами окруживших города.
Труд, потраченный в садоводствах и на дачных участках, объемом сравним с трудом создателей пирамид и Великой китайской стены. И ежели бы у власть предержащих ставилась задача помочь населению его же собственным трудом в производстве сельхозпродукции и для подобного деяния были бы созданы минимальные условия, то вся страна наша с неистовой неотвратимостью превратилась бы в цветущий сад! Но такой задачи не ставилось. Она решалась параллель но и даже вопреки первоначальному заданию. Поэтому вместо земли под сады нарезались болота, а вместо общественных бань в городах строились «помывочные пункты».
Все это тем более печалило, поскольку рядом с рабским трудом и ящиками фазенд, где между домом, сараем, баней, парником и сортиром отдыхал, стоя на одной ноге, садовод, догнивали сотни брошенных деревень с огромными подворьями и умирающими бесхозными садами. Но покупать дома и приводить их в поря док разрешалось только прямым наследникам и при наличии сельской прописки! Чтобы сразу становилось ясно: либо ты сельский труженик, либо горожанин.
Кто же не являлся прямым наследником или сельским тружеником, например я, придумывал замечательные способы, пускался на всевозможные хитрости, подкрепляемые ящиками с водкой, и становился обладателем неких сельских домов или их части в поселках, что еще несли в себе деревенские черты, хотя все и » население уже работало в городе.
Способ, которым я пополнил ряды пейзан и вступил таким образом в сельское членство, прост, как оглобля.
Собственно, я купил часть развалюхи и сад около нее у хозяина, а оформили это «бессрочной арендой», справедливо рассудив, что ежели он меня «кинет», то я его сожгу. Такая адекватность взаимоотношений позволяла нам долгие годы дружить.
Итак, каждое лето я вливался в ряды дачников, но отличался от них тем, что моя фазенда или шале располагалась в нормальном поселке, в котором, правда, не осталось крестьян. Добрые поселяне составляли особое членство городских рабочих и служащих, проживающих в деревне.
На пятнадцать лет я запрягся в бесконечный труд садовника и огородника. Здесь у меня родились и выросли дети, для них, собственно, эта пастораль и устраивалась. И вот десять лет я не появляюсь на даче. И, признаюсь, много лучше себя чувствую вдали от сельскохозяйственного пролетариата, проблем «левого навоза» и борьбы, с долгоносиком — пожирателем клубники. Но деревенско-дачное членство достойно воспоминаний.
Корзинка
Смотри, гуси летят!
Это не гуси! Где?
Президенту Российской Федерации Владимиру Владимировичу Путину меня никто не представлял.
С Владимиром Владимировичем, когда он работал в Смольном, я, по старой памяти, встречался.
А вот с Володей Путиным состоял в очень хороших отношениях — вместе занимались дзюдо.
Вскоре после женитьбы я купил дачу. Вообще-то это так красиво называлось, а на самом деле две комнатенки в старом деревянном доме, правда, в большом саду и с прилежащим к сему огородом.
Этот вскопанный мною огород стараниями жены превратился в некое подобие овощного магазина. То есть в нем росло, как загадывал много позже загадку наш сын, на букву «Ф» — нет, не только фрукты, а вообще «фее»!
Когда я увидел, с какой яростной страстью жена впилась в землю, позабыв про всякие свои аспирантские и прочие сильно научные заботы, я понял, что в выборе спутницы жизни не ошибся.
Конечно, и мне пришлось соответствовать — то есть с шести утра до захода солнца (оно в июне во обще почти не заходит), как сторукий Шива, вооружи и каждую руку каким-нибудь инструментом, копать, рубить, пилить, приколачивать, косить, сгребать, носить, окучивать. Жена свою часть работ усиливала еще и тем, что два раза в день мыла на даче полы и два раза в неделю устраивала генеральную уборку. И шваброй с особым мыльным раствором драила крашеный дощатый потолок.
Только когда родился Богдан, ее усилия по приведению комнат в состояние хирургической стерильности, за недостатком времени, несколько приутих ли. Но возникла новая жгучая проблема, а стало быть, мне задача к исполнению — добыть и доставить холодильник! Поскольку без холодильника на даче -зарез!
Своими страданиями я поделился в раздевалке, где мы облачались в плотное, как фанера, кимоно, и Володя сказал:
— А в чем проблема? Холодильник — в комиссионном, а машину я купил! Сколько до дачи? Всего-то! Три часа работы, считая погрузку-разгрузку.
На следующий же день я отхватил в комиссионном магазине громадный, как айсберг, аппарат, чуть ли не первого выпуска по цене металлолома. Тут же позвонил Володе и услышал, как мне показалось, несколько задумчивые нотки в его голосе.
— А какого размера холодильник? Полтора куба... Угу... Угу... К семнадцати у комиссионного. Буду.
Много лет спустя я узнал, что купил он «Запорожец», который размером примерно такой же, как купленный мною холодильник. И где он раздобыл транспорт для доставки холодильника на дачу, до сих пор тайна!
Ровно в 17.00 к магазину на улице Марата подъехало нечто, похожее на крокодила. Сходство усилилось, когда оказалось, что багажник хотя и вместил холодильник, но не закрывается. Так с распахнутой пастью багажника это нечто, древностью спорившее с динозавром, как бы крокодил задом наперед, двинулось через весь город.
Мы заехали за женой. В ее глазах я прочитал смятение, как у Анны Карениной на вокзале.
— Как в этот бронепоезд садиться? Какая дверь открывается? Не эта и не эта, а вот эта...
— Добрый вечер... — сказал Володя, выглядывая из-за руля.
— Будем надеяться. Зрассс... Осссподи...
Только Богдан Борисович никак отношения к своему первому в жизни путешествию на автомобиле с холодильником не выражал, а мирно чмокал соской, в своем чепчике и белой пеленке напоминая симпатичную гусеничку.
Не проехали мы и полпути, как вдруг машина дрогнула и остановилась.
— Так я и знала! — не выдержала жена. — Говорила ведь! Надо на электричке ехать!
— Ничего страшного! Шина лопнула! — успокоил ее Володя. — Двадцать минут.
Сопровождаемый жгучим взглядом моей жены, он надел белые нитяные перчатки, вылез из машины и загремел домкратом и ключами...
— Иди, хоть помоги!
Я вылез из машины. Володя уже поставил «крокодила» на домкрат и катил запаску...
— Помочь?
– — Шведа спрашивают: «Сколько стоит побелить потолок?» — «Двести крон, хозяин». — «А если я буду помогать? » — «Триста крон, хозяин». Время засек? — и, уже садясь за руль, сам сказал: — Семнадцать с половиной минут.
Через час с небольшим мы уже вносили холодильник в комнату. Судя по тому, как настоятельно жена пыталась накормить Володю обедом и как стремительно ставила в багажник банки с клубникой, огурцы с грядки в полиэтиленовом пакете и целую корзинку кабачков, его водительский профессионализм она оценила. И уже потом, когда он уехал, проронила:
— На вид такой интеллигентный, а такой мастеровитый! Никогда бы не подумала! Надо же! Я уж испугалась, что мы на дороге до утра застрянем... Очень... Очень воспитанный молодой человек и, надо же, просто заправский шофер. Не забудь забрать у него корзинку назад.
Примерно через месяц и у меня выпала возможность выручить Володю.
— У меня к тебе просьба...— сказал он после тренировки.— Тут приезжает вдова космонавта. Замечательная тетка! Ни разу в Питере не была! А ты, я знаю, — лучший гид в городе... Может, покатаешься со мной, порассказываешь?