Окаянная душа
Шрифт:
— Ох, моя юная психопатия, — притворно вздохнул Шут. — Как нить и иголка, прошивающие тонкую ткань сорочки, так и мы вместе прошиваем ткань бесконечности этого безмятежного мира. Каждую ночь. Вместе.
С наигранным притворством он прижал тыльную сторону ладони ко лбу и откинул голову назад, изображая страдание. Зарина приподняла одну бровь. «Эффект ваты» вернулся и заглушил мнимые рыдания Шута.
— Как рад я, о моя психопатия, что ты хотя бы искушаешь мое времяпровождение тонким изысканным замечанием, заставляющим неистово биться мое несуществующее сердце!
— Замечанием? — Зарина нахмурила брови.
— Давай же, моя психопатия, вспоминай! О том, что я чудо гениальности!
— Гений? — на всякий случай уточнила Зарина.
— О да, психопатия, повторяй это снова и снова в вечности!
Зарина отвернулась от Шута и тяжело вздохнула. Как ни странно, но противные визгливые интонации навевали лишь опустошающую дрему. Веки тяжелели, предупреждая о наступлении новой волны сонливости. Разум вновь атаковал заволакивающий туман.
— Не в этом смысле, стремная дубина, — наконец, пробурчала Эштель, скрещивая перед собой руки и засовывая ладони под мышки.
— А в каком же? — «дубина» тут же перестала брутально завывать и заинтересованно обратилась в слух.
— Я назвала тебя гением не от твоих безмерных талантов, дубина. Это термин. «Гений» — бесплотный дух.
Шут скорчил серьезную рожу и с умным видом начал покачивать головой из стороны в сторону.
— О, так думаешь, я — твой дух-хранитель? Вдохновляю тебя? Наделяю талантами? Внушаю знания? Показываю путь истины?
Зарина вновь фыркнула. Серьезный Шут, выдающий в большом количестве определенно-личные предложения посреди тумана, выглядел довольно-таки абсурдно.
— Не берусь мешать сразу все мифологические взгляды, которые существуют в настоящий момент, но, что могу сказать точно, этим занимаются добрые духи-гении. А вот ты явно под данную характеристику не подпадаешь.
— Ой ли? — надулся Шут.
— Фэйс-контроль не проходишь, — отрезала Зарина, уверенно качая головой. — Если приплести сюда греческую мифологию, то ты, скорее, один из даймонов, то есть демонов. А раз злой «гений», значит, какодаймон или какодемон.
— Не обзывайся, психопатия, — скорчил обиженную рожу Шут.
— Что поделать, греческий язык. — Зарина развела руками. Для этого она даже удосужилась вынуть ладони из-под мышек, где они уже довольно долгое время с уютом грелись. — Это называется именно так. Звучание и все-такое, уж не обессудь.
— Злой дух, злой гений, демон. — Шут с чувством провел длинными пальцами по своей впалой щеке. — Не хочешь и духа-покровителя во мне видеть? Ни Шута, ни покровителя? Ни ангела-хранителя?
Услышав последнее высказывание, Зарина прыснула.
— Ты? Ангел-хранитель? Типа шутка? — поинтересовалась она. Насмешливо приподняв бровки, девочка вскинула вверх одну руку. — Неистово ржать нужно?
— О моя психопатия, — вернулся к горестным завываниям Шут. — Меня словно заливает дождем из унижения! Унизь меня еще! Снова и снова! Унизь меня!
— Мазохист, что ли? — Зарина скривилась, подавляя желание отползти куда-нибудь подальше. Но изолированное пространство выбора особого ей не предоставляло.
Зарина прижала колени к груди и обхватила их руками. Она угрюмо сверлила взглядом субъекта, медленно обходящего границу ее купола, словно хищник, загнавший жертву в тупик. Кто же он?
Пару лет назад Зарина предположила, что человек в костюме шута, живущий в ее «снах», — это диббук. Согласно еврейскому фольклору, диббук является душой умершего злого человека, который не может расстаться с земным существованием из-за совершенных им преступлений. Он ищет живой организм, чтобы вселиться и закончить свое земное предназначение в виде диббука. Вот Зарина и решила, что в нее вселился этакий «диббук». Но вот только свое «предназначение» он как-то не спешил выполнять, да и являлся ей только во снах. Насчет злого духа и остального, содержащего в себе корень «зл», Эштель не сомневалась, но почему-то в ее собственных глазах концепция диббука быстро потеряла актуальность. Возможно, потому что человеком от Шута совсем не веяло, даже бывшим и умершим. Демон и есть демон, но возник он явно не от человеческого существа, а был самого что ни на есть демонического происхождения. Короче, играл этот «злой дух» в высшей лиге, без сомнения. А значит, нужно было снова искать варианты. Греческая мифология пополам с римской пришлась весьма кстати.
— Когда ты уберешь эту преграду, моя психопатия? — вкрадчиво произнес Шут. Зарина оглянулась через плечо, успев заметить, как тот потерся щекой о прозрачную стену.
— Дай-ка подумать, — откликнулась Зарина, подражая тону Шута. — Ага, сегодня в моем ежедневнике такой пункт не значится. Следовательно, пшел вон.
Шут оскалился и боднул преграду лбом.
— Говорю тебе, некошерный ты. Кончай дубаситься мордой о мою стеночку. Не знаю я, как убрать эту преграду.
Шут замер и втянул носом воздух, жадно оглядывая девочку с ног до головы.
— Ты бы убрала преграду, если бы знала как? — прошелестел он. Его глаза сверкали, а ресницы томно трепетали.
— Щас, размечтался, убогий. — Зарина продемонстрировала Шуту средний палец. У того перекосилось лицо, и через мгновение раздался его гневный вопль. Он начал неистово скрестись ногтями по преграде, умудряясь при этом не портить ткань перчаток на пальцах.
— Ты все равно будешь моей, психопатия! — злобно прошипел Шут.
— В задницу меня поцелуй, придурок, — нагло заявила Зарина, похлопав себя по бедру.
От этого Шут разъярился еще больше. Он одарил преграду парочкой ударов, от которых мерещилось, что орудуют молотом размером с хорошую микроволновку. Потом он зверем метнулся в глубины тумана. Зарина уже решила, что с шутовскими беседами на сегодня покончено, как вдруг заметила его в паре метров от своего убежища. Туман опасливо огибал его фигуру, отчего казалось, что Шут обзавелся собственным убежищем-куполом.
— Твой разум не спит, — тихо заметил он. Зарина перебралась к самому краю своего купола, чтобы слышать его. — Вот уже многие лета твое тело засыпает каждый день, но не разум. Тело отдыхает, но разум никогда не спит, никогда не получает отдыха.