Окаянные
Шрифт:
— Да, Макар Савельевич бы, конечно, — закивал головой Осинский. — Макар Савельевич — наш партийный архив.
— Умирает Савельич, — глухо оборвал его Ксинафонтов. — Я вот его навещал недавно…
— Что же это? — Луговой постучал ладошкой по столу, требуя внимания. — Всех старых бойцов растеряли?
— Со мной в облавы и засады ходил, — заговорил Ксинафонтов, не подымаясь. — Ничего плохого за ним не замечал. Проявлял излишнюю смелость, одним словом, на рожон лез Чернохвостов, но пуля его не брала. Криклив изрядно, это правда. И кулаками горазд, но в рукопашной без этого нельзя. Зол становится безмерно. Приходилось его утихомиривать, но то по молодости.
— Игнат Ильич! — подскочил с места Осинский, — У нас, между прочим, приказы отдаёт начальник губотдела!
— А я что?.. Сатаной поневоле становишься, когда жизнь на волоске. Тут уж и кулаком, и зубами…
— Это в Гражданскую можно было себе позволить, товарищ Ксинафонтов, — перебил его Луговой. — В открытом бою с очевидным врагом. А капитан Аркашин — гражданский человек, пожилого возраста… безоружный… только подозреваемый. Он не заслужил такого обращения.
— А труп в его каюте? Кто убил механика? Кто этого неизвестного человека, не установленного до сих пор покойника, на пароход взял своим помощником? — зашумел над столом Ксинафонтов; помалкивавшего всегда здоровяка, никогда не лезшего наперёд без особой надобности, было не узнать; сжав кулаки, он будто шёл в атаку, сверкая глазами из-под серых лохматых бровей.
— Капитана не было в каюте, когда выстрел услыхали. Есть свидетели. Капитан в это время в рубке у себя командовал, чтобы к причалу пароход подогнать, — отмахнулся Луговой, усаживая Ксинафонтова на место.
— А что ж тот механик? Кто он? Личность его надо бы было установить, — не удержавшись, закинул удочку Верховцев. — Тогда многое могло бы и проясниться.
— Умники задним числом! — пристукнул по столу Луговой.
— А что ж горячку гнать? — не унимался и Ксинафонтов.
Резкий его выкрик словно только и ждали, по залу пошёл ропот недовольных голосов, но Луговой вскинул голову, неслыханной дерзости от Ксинафонтова он явно не ожидал. Долго поедал грозным взглядом наглеца, наконец пришёл в себя:
— Вы, товарищ Ксинафонтов, только что возмущались, что штаны протираете в кабинете, бумаги вам надоели, вот и займётесь этим. Из Саратова тот механик. Отправитесь туда и всё проверите. А вопрос об ответственности Чернохвостова мы перенесём до вашего возвращения и выяснения всех обстоятельств.
— А с этим как же? — кивнул Осинский на Чернохвостова.
— С этим? Под арестом рассиживаться не дадим. Пусть побегает в рядовых агентах, помогает концы искать в запутанном этом деле.
— Я его с собой возьму, — подал голос Ксинафонтов. — Поучу уму-разуму.
— Вы вдвоём, Игнат Ильич, при всём моём уважении к вам, как бы чего там ещё не состряпали… — Луговой запнулся, поймав настороженный взгляд Драчук, теребившей очки в руках. — В общем, поедет с вами товарищ Верховцев. Вы, гляжу, рядышком, единое понимание вопроса обрели, спецы опытные, к тому же Лев Соломонович к нам из Саратова когда-то прибыл. Так, товарищ Верховцев?
— Так точно! — подскочил на ноги Верховцев, проклиная себя за глупую несдержанность.
— Не забыли город? Знакомые, наверное, найдутся среди наших товарищей? Помогут?
— Я родом из местных, Яков Михайлович, — вытянулся тот, — в Саратове пробыл недолго, но знакомые, конечно, имеются.
— Сегодня и выезжайте. Откладывать — перекладывать, что муку в ступе толочь, а времени у вас мало. — Луговой развёл руки в стороны. — Неделю даю. Обернётесь раньше — благодарность! А мы расходимся, товарищи.
Верховцев, пропустив
— Игнат Ильич, я хоть и знаю Саратов, верно товарищ Луговой подметил, но какие там у меня знакомые? Сколько лет пролетело, хорошо, если в живых кто остался. Там же давно и голодуха, и мор круче наших напастей.
— Ну?
— Я с поездкой этой не лез. Вылетело само собой, чёрт попутал!
— Отказаться хочешь?
— Теперь уже Луговой и слушать не станет.
— Что предлагаешь?
— Возьмись за старшего? Хоть и двое нас, а кто-то руководить должен.
— Ответственности испугался?
— У тебя опыта больше. А ответственность что? Разделим пополам. Не раздерёмся.
— Решили. Ещё что?
— К начальству бы надо зайти перед отъездом.
— Советы, напутствия получить?
— Ну да.
— А ты не скумекал, что от нас требуется? И почему мы с тобой в одну ложку угодили?
— Ложку? Ничего не понимаю.
— Значит, не слышал ещё про своего Сивко?
— Не видел его с вечера. С утра прямо на заседание, едва успел.
— Опаздываешь ты, Лев, вечно. Это плохо.
— Так что с Сивко?
— Вот ты и зайди к Луговому, пока он тебя сам не вызвал. И совет получишь, и ещё чем-нибудь порадует. А я собираться пошёл.
И, крякнув, Ксинафонтов тяжело зашагал по коридору. Задумавшись над его хитромудрыми намёками, Верховцев бросился было его догонять, но было поздно.
— К поезду поспей! — донеслось из-за спины, и дверь захлопнулась.
Приёмная пустовала, и Верховцев, не раздумывая, торкнулся в оббитую кожей дверь. Недосказанный намёк Ксинафонтова на предстоящие неприятности встревожили его. В таких случаях он предпочитал атаковать первым. Приём, не раз испытанный, приносил успех. Что мог натворить Сивко? С тем, что тот подвёл его с механиком, обошлось гладко — труп унёс с собой все тревоги. Но что случилось вчера?..
Накануне ночью, оставив за порогом дома старика Заславского, Платона он больше не видел. Но так и было условлено, Сивко должен был дожидаться в укрытии, не вмешиваться ни при каких обстоятельствах и только отслеживать происходящее. Верховцев не собирался объяснять Платону причин своих странных поступков; тайн собственного прошлого он не доверял никому. Обеспокоился сам в тот момент, когда поздно ночью старик, сдавшись на уговоры Корно, повёл их двоих на розыски Евгении и ребёнка к пианистке Софьи. Платон, видно, устав дежурить, покуривал за деревом и едва успел скрыться, замеченный лишь им. Но пронесло. Больше промахов подопечный не допускал. Когда же под утро всей гурьбой они брели к особняку Гертруды Филькенштейн, присутствие Платона поблизости ничем не отметилось. Мысль спрятать остатки семейства Корновского у Гертруды осенила Верховцева, когда взбалмошная внезапным визитом нежданных гостей перепуганная Софья пыталась сообразить, что от неё требовалось. Мудро рассудив, что о лучшем убежище не мечтать, Верховцев тут же посвятил в историю проклятого особняка Корновского и тот, не раздумывая, согласился. Такое решение устраняло тревоги многих и прежде всего — Корно. Глеб не находил слов, как отблагодарить бывшего приятеля. Верховцев был сдержан, он старался улыбаться, хотя было не по себе — знал бы друг, кому расточает хвалебные слова, так ли бескорыстен поступок и чем грозит в будущем собственная легкомысленность!..