Окаянный дом
Шрифт:
– А все же надо бы проверить.
Волгин хихикнул.
– Это что же получается, Ваше высокородие? Робеете идти завтра к министру… Хватаетесь за соломинку… Да только не поверит Горемыкин, что его ненаглядная племянница… Глафира? Так кажется? Способна на такое изуверство, – он заворочался на своем столе, сбрасывая документы на давно не мытый пол. – Если вам так нужна спасительная версия, то кивайте на меня. Соврите, что я создал тайное общество заговорщиков и когда Сомов разгадал мое тайное сообщение в газете, заставил бедолагу умолкнуть навсегда.
– Бред!
– Совершенно верно, – согласился пьяница. – Но и ваша попытка приплести к этому делу жену с
Следователь кивнул и продолжил все тем же распевным голосом:
– «…Полиция восстановила дальнейшую картину по обрывочным свидетельствам очевидцев. Сомов свистнул извозчика на площади у Исаакиевского собора и велел стрелой лететь в Стрельну. Он беспрестанно бормотал что-то, но кучер не расслышал ни слова. Выехали из города. Через пять верст надворный советник закричал: «Сворачивай к обочине! Скорее, пока они нас не догнали!» Остановились в тени большого дома, пропуская несколько экипажей: почтовую карету, пожарную колымагу, три или четыре прогулочных коляски и черный арестантский возок. Похоже, именно вид последнего вызвал приступ отчаянной паники.
Как только мрачная громадина скрылась за поворотом, Сомов прокрался на крыльцо и ломился в дверь до тех пор, пока не вышел лакей с дубинкой. «Чего озорничаешь?» – грозно спросил он. «Нынче ночью со мной случится страшное!» – прошептал сумасшедший, закатывая глаза. По описаниям слуги, это было настолько жутко, что он немедля захлопнул дверь. Впоследствии на допросах владелец дома и его челядь в один голос божились, что Сомова никогда прежде не встречали. Скорее всего, к особняку тот велел свернуть по чистой случайности…»
– А если это вранье? – насторожился Куманцов. – Мы же, вроде, не проверяли досконально владельца дома? Не исключено, что Сомова именно там убили, а теперь скрывают!
Чиновник по особым поручениям, держась за стену, добрался до окошка, распахнул его и трижды смачно плюнул вниз, не обращая внимания на возмущенные крики прохожих. Вдохнул полной грудью, надеясь поскорее протрезветь, но вышло наоборот – язык его стал заплетаться еще сильнее, словно Волгин пьянел от свежего воздуха.
– А… Ат… А-атнюдь! Мы проверяли. Хозяин того особняка – Синельников… Убейте, но не вспомню, как по имени-отчеству. Архинадежный человек. Зять председателя комитета министров. В ту ночь они с супругой гостили в Петербурге, а в своем доме не появлялись, и пять достойных доверия дворян подтвердили это под присягой. Опять мимо, Ваше высокородие.
Он вернулся к столу, откинулся на спинку кресла и захрапел.
– Опять мимо… – Куманцов закрыл окно, чтобы шум улицы не отвлекал от раздумий. – Зять председателя, племянница министра. Такие влиятельные персоны в этом деле фигурируют, что поневоле начнешь в заговор верить… Чур, меня! Но мы снова отвлеклись от письма. От дома Синельникова безумец поехал дальше в Стрельну?
– Так точно-с!
На этот раз Лаптев не вскакивал, потому что устал. От хронического недосыпа буквы расплывались перед глазами, но он самоотверженно продолжил читать черновик:
– «После этой странной выходки Сомов поехал дальше, в Стрельну. Но через пару верст извозчик заметил, что его пассажир затих. Это настораживало, ведь прежде тот бормотал без умолку. Кучер обернулся и завопил от испуга: глаза Сомова сверкали в темноте, как у дикого кота…» Здесь я в скобках поясняю для господина Мармеладова, что это точная цитата из показаний возницы… «Седок с глухим рычанием набросился на извозчика, тот не ожидал подобной прыти от тщедушного старика и даже руки не поднял, чтобы защититься. Сомов оглушил его ударом в висок и выбросил в канаву на обочине. Сам развернул коляску, помчался обратно в Петербург, нахлестывая лошадей и выкрикивая дурным голосом бессвязные фразы…»
– Постой! – воскликнул начальник сыскного отделения, не желая упускать мимолетное озарение. – Как же возница увидел, что коляска поехала в город? Он же без сознания в канаву свалился? Я понял… Это он Сомова пришиб, а после байку придумал про нападение. Сходится?
– Увы, нет, – покачал головой следователь. – Кучер не местный, всего за неделю до того приехал из Пскова на заработки. Экипажем и лошадками дорожит как родными детьми. Даже, пожалуй, больше. Не стал бы он в коляске своей убивать. Куда проще было завезти жертву в лес, да там и бросить тело.
– Но откуда он узнал, что Сомов поехал не в Стрельну, а в Петербург?
– Догадался. У коляски колесо приметное, с двумя трещинами. А при развороте остался четкий след. Посмотрел и сразу понятно, в каком направлении искать.
– Так ведь это уже ближе к полуночи происходило! – не сдавался Куманцов, любивший разбивать в пух и прах чужие теории. – По-твоему выходит, что извозчик разглядел следы? В темноте, а?
– Он оклемался от удара и сразу остановил проезжавшее ландо. Господа не хотели притормаживать, мало ли чего удумал здоровенный мужик с окровавленной рожей. Но тот бросился наперерез и повис на лошадиных мордах. Схватил фонарь, не спрашивая дозволения, и кинулся следы разглядывать… Да вы не сомневайтесь. Проверили залетного, сходится его история. Давайте уж докончим письмо? «Тело Сомова нашли в два часа ночи на окраине города. Он сидел в угнанной коляске, но совершенно голый. Судя по синякам на груди и ссадинам на голове, надворного советника незадолго до того сшибла упряжка. Судебный доктор подтвердил, что именно это послужило причиной гибели. Одежду так и не обнаружили, хотя две дюжины городовых до утра обыскивали окрестности. В этом запутанном преступлении так много непонятного и необъяснимого, что следствие зашло в тупик и нуждается в вашей помощи…»
– Дальше можно не читать, – перебил Куманцов. – Пусть московский разумник пораскинет мозгами. Мы-то уж сломали головы, а вопросов все одно больше, чем ответов. Если Сомова сбил проезжающий экипаж, то зачем труп усадили на облучок? Куда подевалась одежда этого безумца? Кто стоит за этим преступлением? И что означают буквы на газетной странице?
– Мне-то откуда знать?! – лениво откликнулся Волгин, выныривая из тревожных снов. – А буквы эти – обычная белиберда. Сомов был больной на всю голову. Начнете искать в них смысл, сами умом тронетесь.
Статский советник отмахнулся от пьяного помощника и набросился на помощника трезвого.
– А ты отправил в Москву описание газеты?
– Лучше, – улыбнулся следователь. – Я послал господину Мармеладову саму газету.
– Вещественными доказательствами разбрасываешься? Она же приобщена к делу! А если этот сыщик, будь он неладен, выбросит конверт, не распечатывая? Что я тогда скажу министру?
– Ой, да вам и так сказать нечего, – хмыкнул Лаптев, но увидев багровеющее лицо начальника, поспешил успокоить. – Не волнуйтесь, вещественное доказательство осталось у нас. Вот, глядите!