Окаянный дом
Шрифт:
Он выдернул из папки сложенную вчетверо газету.
– Но я купил тот же самый нумер «Петербургского листка», скопировал надпись, сделанную Сомовым, и вложил в конверт.
– А, это ты ловко придумал, – Куманцов развернул газету и скорчил брезгливую гримасу. – Не понимаю я людей, которые выписывают «Листок» для домашнего чтения. Этой дешевке место в распивочных, где дворники и приказчики из мелких лавчонок с азартом обсуждают сплетни. Вот там эти, с позволения сказать, городские новости идут на ура.
Он уже раз десять или двенадцать перечитал треклятую страницу, желая разобраться: что стоит за размашистой надписью «Ч. З. Р. Т.». Но подсказки не встретились. Тут всего-то шесть заметок и все – весьма сомнительного толка. Открывает полосу отчет о годовом собрании Общества охранения здоровья женщин. Неужели и такое есть? Впрочем, ничего удивительного, в столице сейчас не продохнуть от различных обществ и комитетов. Может быть, Сомов усмотрел намек на заговор в этих строчках?
«Здесь собралось много представительниц прекрасного пола, но, к величайшему сожалению, почти все они были в корсетах, с тонкими перетянутыми талиями… Общество ведет упорную борьбу с этим злейшим врагом рода человеческого, но… убедить женщину путем разумных объяснений во вреде корсета, очевидно, нет возможности».
Взгляд статского советника скользнул вниз и завяз в обширном фельетоне о зубных докторах.
«В некоторых домах на Невском проспекте дантисты живут чуть ли не дюжинами. В каждом этаже по два, а то и больше. „Неужели на всех хватает клиентов?“ – как-то задал я вопрос одному из них. „Как видите“, – последовал ответ. Плохие зубы и лысина – вот две вещи, неразлучные с цивилизацией…»
Справа через всю страницу протянулась колонка с короткими сообщениями.
«Городская управа закончила разборку вопроса о налоге на кошек. Она не признает его целесообразным. Во-первых, потому, что при введении налога явится необходимость вторгаться в квартиры обывателей, а во-вторых, начнется истребление этих животных, вследствие чего размножатся крысы и мыши».
– Какой идиот мог всерьез предложить налог на кошек? – прежде этот вопрос не приходил в голову Куманцову, а тут возник сам собой. – И каким идиотом нужно быть, чтобы всерьез обсуждать этот налог на заседании городской управы?!
– А идея-то недурна, – откликнулся Лаптев. – В городе несметные тысячи мурок. Истребуют за каждую по рублю в год, уже для казны выйдет огромная выгода.
– Так ведь никто добром и копейки не отдаст, – встрял Волгин, вновь вынырнувший из похмельной дремы. – Вот моя соседка, положим, держит двух котов, они дерутся беспрестанно и вопят благим матом. Уже добром просил, арестом грозил – все нипочем. Такая выжига налог платить не станет.
– Тогда полицию пришлют, чтобы силой истребовать!
– Эх, Лапоть… Ну, допустим, пришлют тебя. Постучишься, а бабка не откроет. В замочную скважину мундир твой разглядит и не откроет. Ты что же, дверь ломать станешь? Из-за двух рублей?
– Нет, конечно. Вовсе не из-за денег. А потому что закон требует уплаты податей. Я же обязан закон защищать.
– То есть взаправду дверь высадишь? – изумился Волгин.
– А то!
– Значит, это к лучшему, что от налога отказались.
– Ты что же, не согласен со мной? – насупился Лаптев. – По-твоему, надо простить соседку и прочих любительниц кошек? Но ведь они своими недоплатами государству вредят!
– Я с другим не согласен. Не хочу, чтобы меня заставляли вытрясаться медяки у старух. Будто нам больше делать нечего, – чиновник по особым поручениям доковылял до окна, открывать не стал, но с видимым удовольствием прислонился лбом к прохладному стеклу. – Мы убийц должны ловить. Верно я излагаю, Ваше высокородие?
Куманцов даже бровью не шевельнул. Он редко прислушивался к разговорам подчиненных, и сейчас отрешился от всего, штудируя газетную страницу. В колонке, помимо упомянутых, напечатаны еще две заметки. Обе про художников, но разного толка.
«На известном подвесном мосту через Екатерининский канал неустановленные личности облили синей краской одного из белых львов, что смотрит на Малую Подьяческую улицу. Полиция не стала искать вандалов, посчитав, что это проказы гимназистов. Хотя в сей каверзе можно усмотреть и политическую акцию, а именно – очередное требование признать суверенитет Великого княжества Финляндского. Впрочем, как бы то ни было, приглашаем всех читателей взглянуть на интересную диковинку, пока статую не отмыли. Сине-белая, а местами даже голубая, морда чугунного льва выглядит умилительно…»
– В интересные времена живем, – вздохнул Куманцов. – Все хотят суверенитета. Отделяться спешат. Финляндцы эти… Их и так никто не трогает. Кому охота лезть в северные дебри? Но нет, ерепенятся… И ведь именно здесь, под этим сообщением, Сомов написал это дурацкое «Ч. З. Р. Т.».
– А может он действительно разоблачил заговор? – Лаптев испуганно вздрогнул. – Политический.
– Етить-ческий, – выругался Волгин, цепляясь за штору, чтобы не упасть. – Я всю ночь философствовал об этой надписи… И понял, что к чему. Сомов хотел написать «ЧЕРТ», и относилось это к нижнему сообщению. Там упоминается какая-то нечисть.
– Допился до чертей! – саркастически хмыкнул статский советник. Но прочитал вслух:
– «Неисправимый художник Врубель снова появился на выставке в „Невском пассаже“ с каким-то кошмаром для зрителя. На фоне грязно-красных гор и павлиньих перьев корчится бесформенное розово-серое чудовище с головой и руками человека. Автор назвал его „Демон“, и довольно удачно. Но вопрос: может ли подобная картина называться художественным произведением и находиться на выставке?»
– Точно, демон! Вот я и предполагаю, Ваше высокородие, что Сомов написал «ЧЕРТ», просто вторую букву перевернул.
– А зачем перевернул?
– Поди, догадайся, – пожал плечами Волгин, – что за муть в башке у сумасшедшего.
Начальник задумался. Так, так, так… Допустим, безумец не в ладах с чистописанием, буква перевернута. Сомов боялся чертей, сам себя довел до горячки, разделся и бросился под экипаж. Прискорбно, но факты доказывают… Да, именно в таком ключе и нужно доложить министру.
А Горемыкин спросит, почесывая пышные усы: «Кто же тогда усадил труп обратно в коляску? Зачем бы это стали делать случайные ездоки, к которым Сомов кинулся под колеса? Они же ни в чем не повинны. Кликнули бы городового или просто уехали подальше от места гибели. Что-то у вас не сходится!» И начнет жонглировать всевозможными оскорблениями, а потом уж и погоны полетят.