Окаянный дом
Шрифт:
Нет, надо разобраться в этом хитросплетении. Куманцов прочел заметку в нижнем углу газетной страницы.
«Злоба дня! Федор Осипов, старейший купец Апраксина рынка, посетовал, что мануфактурное дело сильно изменилось за последние годы. Оно требует неустанно следить за модой. Оно требует чересчур частого приобретения всех новинок. К тому же слишком часто приходится сбывать непроданное при помощи распродаж, в убыток себе. Этим и объясняется, что масса оконных магазинов Мариинского пассажа и Гостиного двора пестрят аншлагами…»
С каждой отброшенной буквой таяли надежды статского советника.
– А
Статский советник развернулся на каблуках, чтобы одернуть юношу. Это инстинктивное желание знакомо каждому – когда поблизости кто-то мямлит, весь твой организм зудит, взрывается жгучими искрами и настойчиво требует оборвать размазню, и если чины и должность дозволяют, то ты сделаешь это непременно. Но во время выполнения маневра, начальник на долю секунды задумался над словами следователя и успел оценить их по достоинству прежде, чем послал к чертовой бабушке.
– Светлая мысль! – воскликнул он. – Что же тебя раньше не осенило?! Давайте попробуем разгадать, что зашифровал в этих буквах безумный старик.
– Пробовали уже, – Волгин окунул перо в чернильницу и рисовал на гербовой бумаге рожицы, – да только ничуть в том не преуспели.
– Давайте еще попробуем. Одна голова – хорошо, а три… – Куманцов брезгливо покосился на особиста и поправился, – а две лучше. Заговор… Заговорщики… Льва на мосту, по версии газетчиков, раскрасили под финляндский флаг. Чухонские [19] , стало быть, заговорщики! А? А? Получается. Но что они сделали? Что это за «Р. Т.»? Расстреляли телеграфиста. Разворовали трюмы. Роют туннель…
19
Финнов в старину называли чухонцами.
– Разбили тарелку, – шутка пьяницы утонула в гневном окрике главы уголовного сыска. – А ты что молчишь, Лапоть? Вали кулем, потом разберем.
– Регулируют температуру, – осторожно предположил следователь.
– Чего? – опешил Волгин.
Куманцов удивился еще сильнее:
– Чего-чего?
Лаптев на всякий случай снова встал по стойке смирно.
– Не судите строго, я же пытаюсь думать как сумасшедший.
– Оно и видно! – чиновник по особым поручениям повертел пальцем у виска. – Уже и бредить начал.
– Я все объясню, только не перебивайте. Сомова иссушала болезненная подозрительность. Он предвидел подлость мирового масштаба, которая уничтожит Петербург, и следом за ним всю империю. Своими искривленными мозгами этот безумец вполне мог домыслить, что таинственные заговорщики из Финляндского княжества жгут тысячи костров в северных урочищах. Хотят растопить льды, чтобы Балтийское море переполнилось от избытка воды и затопило Петербург. А следом за ним всю империю.
– Слишком сложно, – покачал головой Куманцов. – То есть я могу поверить, что Сомов сочинил столь драматический сюжет, но не убивать же его за подобную ахинею?! Ты хоть все ледники растопи, а море не поднимется больше, чем на вершок. Да и вряд ли «Ч.» – это чухонцы. Но тогда что? Чердак? Часовня? Часовой завод? Черт знает! Редкостная тарабарщина…
– А ведь и это подходит, – скрипучий смех Волгина напоминал крик козодоя. – Я вот тоже набросал версию. Чемоданы заберет рябой татарин.
– Почему
– Почему нет, Ваше высокородие? Разве татары чем-то хуже чухонцев? Они тоже могут заговоры затевать. Даже обидно, что вы их так быстро со счетов сбрасываете.
– Ты если помочь не хочешь, тартыга [20] , хотя бы не мешай!
Лаптев схватил газету со стола и вчитался в колонку с короткими сообщениями и воскликнул с азартом:
20
Пьяница (устар.)
– «Ч.» – это чугун! Лев-то из чугуна отлит!
– Отлично! – воодушевился статский советник. – И что нам это дает?
– Чугунные… запонки… русских тамплиеров, – запинаясь, выдал следователь.
– Кого?
– Анархистов. Есть подпольный кружок, в котором состоят молодые дворяне, в основном из разорившихся фамилий. Эти недоросли провозгласили себя рыцарями духа и наследниками идей тамплиеров. Возможно, они носят запонки из чугуна, чтобы узнавать друг друга. Тайный знак, как у масонов.
– Тьфу ты, выдумщик! Обязательно надо было масонов приплести… А так хорошо начинал. Давай что-нибудь более реальное.
– Извольте-с. Чрезвычайная… забастовка рабочих… Твери.
– Почему именно Твери?
– Она между столицей и Москвой. Может там стачку удобнее проводить?
– Тамошний жандармский корпус – свора злобных церберов. Никто с ними связываться не пожелает.
– Ну… Может в Туле или Тамбове взбунтуются.
Куманцов задумался, постукивая кончиками пальцев по столу. Версия ему нравилась. Объявить дело политическим и сбросить на плечи охранного отделения, пусть сами возятся. Но нет, для этого нужны крепкие доказательства, а все эти домыслы… Сунешься с ними к Пирамидову [21] и в одночасье станешь посмешищем всей столицы.
21
Владимир Михайлович Пирамидов – начальник охранного отделения в Петербурге в 1897–1901 гг.
– Вряд ли, – вздохнул начальник уголовного сыска. – Рабочие, конечно, бузят иной раз, но оголтелых смутьянов среди них мало. Большинство на забастовку не отважится. У всех семьи, мелюзга по лавкам. Кормить надобно… Волгин, а у тебя есть еще варианты?
– Конечно, Ваше высокородие! – зубоскал вскочил, пародируя рвение молодого коллеги. – Червонец занял рябому татарину. Сомов одолжил денег и записал, чтобы не забыть.
– Дался тебе этот татарин, – Куманцов в раздражении скрипнул зубами. – Проспись уже! С-скотина туполобая… Хм… Возможно, здесь зашифрованы географические координаты. Черная заводь? Черкасский затон?
– А если «Ч.» – это чертеж? – предположил Лаптев.
– А если «З.» – это западня? – подсказал Волгин, ненадолго приходя в ясное сознание.
Дальше они заладили наперебой, не слушая друг друга:
– А если «Р.» – это раскольник?
– Разбойник?
– Ревнивец?
– Революционный… террор?
– Сплюнь, не ровен час, накаркаешь, – поморщился статский советник. – А если «Т.» – это тюрьма?
– Вполне возможно. Помните, Сомов испугался арестантской повозки? – юный следователь зашуршал листами черновика. – Неспроста ведь испугался. Надо бы тюрьмы проверить.