Окаянный дом
Шрифт:
Сыщик прошёл мимо пузатых колонн, задев цилиндром декоративную шишечку, свисающую с арки. Как только он ступил на крыльцо, высокие двери распахнулись. Швейцар нарочно следил в окошко, чтобы потрафить гостю – входите, господин хороший, только вас и дожидаемся.
Внутреннее убранство продолжало удивлять полным отсутствием гармонии. Сказочные узоры на стенах, достойные дворцов былинных князей, соседствовали с французскими гобеленами и картинами импрессионистов. Лестница на второй этаж была сделана на античный манер, с дорическими колоннами. А дальше на каждом шагу попадались новомодные заморские мебеля –
– Ошеломлены, а?
Хозяин вышел встречать гостя в шелковом халате и в стоптанных лаптях. Но в этом, на сей раз не было нарочитой эклектики. Мармеладов вспомнил, что купец жаловался на мозоли, потому и обувь выбирает не модную, а удобную.
– У меня поистине королевская коллекция. Агенты скупают древнейшие шпалеры по всей Европе. Вот этой пастушке, – Игумнов ткнул пальцем в девушку с обнаженными плечами, – без малого пятьсот лет!
– Вот уж вряд ли. Пятьсот лет назад святая инквизиция сожгла бы на костре столь развратный гобелен, а заодно и ткача, и позировавшую ему девицу. Я бы предположил, что шпалера относится к периоду Людовика Пятнадцатого. То есть ей не более ста лет.
– Дерёт те горой! Выходит, меня обманули? – купец покраснел от гнева. – Гнать взашей этого агентишку!
Он несколько раз глубоко вдохнул и выпустил воздух через сжатые зубы, чтобы успокоиться.
– Не думал, господин Мармеладов, что вы разбираетесь в искусстве. Откуда такие познания?
– Я долгое время жил в Париже. Помогал одному антиквару разоблачать подделки.
– Тогда вы сумеете по достоинству оценить и мое собрание французских вин! Тут уж никакого обмана – все самое лучшее. Лично выбирал… Но это после, а теперь идемте скорее.
Игумнов зашагал через анфиладу комнат, таких же ярких и аляповатых. Сыщик двинулся следом. Вскоре они оказались в столовой – единственном месте в доме, где стены были белыми и пустыми. За столом сидели двое. Старик в чёрном мундире, местами потертом и вылинявшем, шумно обсасывал мозговую кость, выловленную из тарелки с борщом. Молодой человек к трапезе не приступил, а ещё только заправлял салфетку за воротник, чтобы не забрызгать элегантный сюртук.
– Знакомьтесь… – хозяин дома нахмурился, вспоминая фамилии следователей, но вскоре убедился в безнадежности этого предприятия и махнул рукой. – Знакомьтесь сами.
Старик подмигнул и осклабился.
– Ваша забывчивость вполне простительна, Николай Васильевич. Сказывается нервяное напряжение последних дней. Да и, сказать по чести, в нашем почтенном возрасте память уже не та… Фамилия моя Нечипоренко, – он слегка привстал и тут же плюхнулся обратно на мягкий стул. – По следственному ведомству служу больше тридцати лет. А это Федя…
Увидев, как вспыхнули уши молодого коллеги, поправился:
– Фёдор Андреевич Шпигунов. Настоящий талант по части поиска улик. Даст сто очков вперёд любому сыщику.
– Опять про свои таланты талдычите?! – взорвался Игумнов. – Вам не улики искать полагается, а Маришку!
– Представляете? И так каждый день, – всплеснул руками пожилой следователь. – Мы старательно объясняем этому упрямцу, что специфика нашей работы не терпит спешки и суеты. А он торопит, ногами топает. Хоть вы его образумьте…
Он улыбнулся Мармеладову, как союзнику в нелегкой борьбе с купцом-самодуром. Тот на улыбку не ответил, выдержал деловой тон:
– Надеюсь, вас не затруднит поделиться результатами расследования?
Нечипоренко лениво кивнул юному следователю и вернулся к борщу. Фёдор встал, нервно сдернул салфетку и достал из кармана записную книжку.
– Итак! Кхе-м… Итак, вот все факты. Марина Александровна Кондратьева, уроженка Саратовской губернии, 20 полных лет, проживающая в доме… В этом самом доме, да-с… По заявлению свидетелей, вечером 15 июня 1897 года она была в весьма подавленном настроении. За ужином почти не притронулась к еде, потом отослала слуг и удалилась в свою спальню. Наутро выяснилось, что барышня таинственным образом исчезла. Судя по заправленной постели и иным характерным признакам, спать госпожа Кондратьева не ложилась. Она собрала вещи в дорожный саквояж и, по всей видимости, отправилась в путешествие. Мы побеседовали с доверенными друзьями и подругами Марины Александровны, по их предположениям, искать беглянку стоит у моря, в теплых краях. Греция, Италия, французский юг… Я лично отправил полсотни телеграмм в полицейские управления приморских городов, но пока точных данных о месте пребывания искомой особы у нас не имеется. Надо ещё немного подождать.
Шпигунов захлопнул книжицу. Старый следователь одобрительно крякнул и потянулся к графину с анисовкой. Потом со вздохом отдернул руку. Нельзя-с… Служба-с…
– Подождать – это в подобных историях самое правильное! – он наколол на вилку пельмень с осетриной. – Обиделась барышня, сбежала… Поостынет и вернётся.
– Вы уверены, что она ушла из дома по собственной воле? – спросил Мармеладов.
– Это очевидный факт, – заносчиво произнес Фёдор. – В спальне не обнаружено следов борьбы. Там вообще ничего не обнаружено. Беглянка забрала черепаховый гребень, помаду, духи, шесть платьев и почти все драгоценности из шкатулки. Собиралась без спешки…
– Почем вы знаете?! – воскликнул Игумнов.
– Об этом свидетельствуют улики. Неоспоримо свидетельствуют! Госпожа Кондратьева забрала все, что ей требовалось, а после этого заперла шкапы на ключ. Если бы она торопилась, то оставила бы дверцы распахнутыми. Ergo она приняла осознанное решение покинуть сей дом. Глупо это оспаривать.
Купец покачал головой.
– Называйте меня глупцом, а только я уверен, что с этим исчезновением что-то не чисто. Разве оставила бы девонька моя прекрасная, свои любимые платья?
– А она оставила? – уточнил Мармеладов.
– Да. Все три – золотое, зеленое и белое.
– Она их попросту забыла, а вы из того целую теорию выводите, – фыркнул Шпигунов.
– Забыла? Возможно ли забыть моменты счастья? В золотом она пела у фисгармонии, когда мы познакомились. В зеленом танцевала со мной на балу. А в белом…
Игумнов помолчал, глядя в пол, но потом все же вымолвил:
– В белом она в первый раз пришла в нашу спальню.
– Выходит, эти платья напоминали бы ей о вас, – старик снова покосился на анисовку, вздохнул и придвинул к себе стакан с чаем. – А теперь предположим, что она сбежала из этого дома, потому что ей было противно вас видеть после гнусной сцены ревности. Взяла бы она с собой эти платья, Николай Васильевич?