Окаянный груз
Шрифт:
Но Ендреку подобное было только на руку. Он дождался, пока отряд приблизился к верховьям реки Елуча – отсюда до исконных Выговских земель рукой подать, – выждал, когда Хватан назначит его часовым – охранять лагерь ночью, и сбежал.
Сбежал, само собой, пешком, потому как пробираться к коновязи не рискнул. Да признаться, хорошим наездником он так и не стал. Да еще заботься о том коне: корми, пои, на ночь стреноживай. Не проще ли на своих двоих?
Ендрек отшагал уже немало. Даже если стороживший с ним в паре Самося и заподозрит неладное, поднимет тревогу, догнать
Чтобы наверняка запутать преследователей и избежать возможной погони, студиозус пошел не на юг, прямиком к Выгову, а на восход – к Елучу. На то был дополнительный расчет – встретить плотогонов, прибиться к ним и добраться до города раньше Войцека. А там, Ендрек не сомневался, он найдет, к кому обратиться и кому порассказать о затеваемых малолужичанами непотребствах. Иначе зачем бы стягивались к столице отряды вооруженных головорезов, купивших жизнь и свободу за беспрекословное подчинение командирам из реестровых?
Когда на небе появились Песочные Часы, Ендрек уже корил себя за то, что не озаботился захватить какую-нибудь теплую накидку. Хоть кунтуш драный…
Разгулялся ветерок. Погашенный стволами деревьев, он тем не менее чувствительно холодил, заставляя ежиться и потуже стягивать на груди легонькую тарататку. И что было не вспомнить вчерашний вечер – заходящее солнце окрасило длинные полосы облаков розовым и золотым, обещая прохладную, ветреную погоду.
Хорошо, хоть дождевых туч не нагнало. Луна светила беспрепятственно, озаряя прогалины и бросая серебряную пыльцу на кроны крепких величественных вязов. Под ногами заметен каждый корень, каждая сухая ветка.
Вот и все! Кончилась вынужденная, ненавистная служба. Что может быть хуже, чем поступать против веления собственной совести?
Губы Ендрека невольно растянулись в улыбке, а в голове сама собой родилась строчка нового язвительного куплета:
– Порубежники, злобное племя…
Он задумался, с чем бы зарифмовать слово «племя»? Бремя? Стремя? Вымя? Тьфу, пропасть! Что в голову лезет? Время? Да… Скорее всего, нужно придумать что-то вроде:
– Тычут нос любопытный все время…
Да нет. Скорее на бред похоже. И никуда Войцек нос не совал. И Хватан с Граем тоже… Лучше так:
– Вспять хотят… тра-та-та-та-та… время…
Что же вставить вместо «тра-та-та-та-та»? «Повернуть наше»? Как-то это «наше» убого звучит. Словно от нищеты вставлено. Не смог подходящего слова подобрать, вот и всунул что не попадя.
Стоп!
Парень застыл, прислушиваясь. Звук, который вырвал его из блаженного состояния поэтического творчества, был похож на смех. Кто это, интересно знать, смеется ночью в лесу?
Ендрек прислушался. Все рифмы из головы как корова языком слизнула.
Тишина… Насколько это возможно в лесу. То есть доносятся шорохи, шепот листвы, скрип дерева, посвист ночной птицы…
Опять смех!
На этот раз ошибки быть не могло. Веселый, заливистый хохот. Похоже, веселится женщина или девушка. Голос низкий, с хорошо различимой хрипотцой, но все же мужчине принадлежать никак не может.
Неужели
Будучи до мозга костей городским жителем, Ендрек и помыслить не мог, чтоб женщины бродили ночью в чащобе, вдалеке от жилья. Но, может быть, неподалеку село или застянок?
Заинтригованный студиозус осторожно пошел вперед. Встретиться с местными жителями, конечно, необходимо, но важно еще не спугнуть ночных хохотуний. А не то хорош же он будет! Вместо дружеских отношений и помощи заработает жердиной по спине. В лучшем случае… В худшем – могут и в Елуче утопить, приняв за грабителя или, того хуже, прислужника малолужичанского князя.
Ощутимо потянуло холодом и сыростью. Ендрек догадался, что неподалеку река. Елуч, с уверенностью можно заявить. Все равно в округе другой реки нет и быть не может.
А что это сверкает впереди?
Поляна! Вернее, широкая прогалина на самом берегу. Вязы и ясени отступили от воды, словно вежливые парубки от места купания девок. Только две ивы – старые, раскидистые деревья – полоскали долгие косы в быстрых водах реки. А на ветвях…
Ледяной пот выступил меж лопаток медикуса.
На первый взгляд можно было подумать, что это и вправду девка из ближнего застянка решила позабавиться, забыв о стыде и девичьей чести. Она полулежала, вытянувшись вдоль ветки, оттопыренной над черной, отражавшей звездное небо гладью. Длинные рыжие спутанные, как мочало, волосы закрывали плечи и половину спины. Босая нога играла с волной. Взмах – разлетелись сверкающие капельки. Снова взмах…
Вот только девка эта была на глазок повыше и пошире многих мужчин из отряда пана Войцека. Разве что изгнанный с позором лесник мог бы сравниться с нею шириной плеч и рельефностью играющих вдоль крепкого бедра мускулов.
Водяница!
Тьфу ты, нечисть поганая!
Рука самопроизвольно потянулась сотворить знамение Господне.
Заодно припомнились сказки и поучения бывалых людей, что с водяницей на узкой дорожке лучше не встречаться – защекочет, а то и под воду утащит.
Подобной нечистью изобиловали не только старицы и речные заводи Луги, Стрыпы, Елуча, Здвижа, но и леса – там жили лешаки и лешачихи, поля – населенные полуденницами и полевиками, даже горы – их обитатели отличались особо злобным нравом, даже устраивали набеги на людские поселения, утаскивая с собой все живое, что подвернется под волосатые загребущие руки, а потом пожирая добычу в укромных пещерах. Угорский король Лупул одно время едва ли не войну вел с горными великанами.
Вот уж влип так влип…
Ендрек постарался припомнить советы опытных охотников и лесников, как себя нужно вести и что делать ради спасения собственной жизни, оказавшись с глазу на глаз в лесной чаще с волосатым чудовищем.
Знамение сотворить… Это понятно, это само собой. Против любой нечисти первейшее средство. Правда, Ендрек со скептицизмом, присущим просвещенному студиозусу Руттердахской академии – гордости всего образованного мира, – сомневался, что водяницам о чудесных свойствах Господнего знака что-либо известно.