Окаянный груз
Шрифт:
Глава четвертая,
из которой читатель узнает, что порубежники своих в беде не бросают, а также о том, что некие магические эксперименции могут представлять значительно большую опасность, чем на первый взгляд кажется
Солнечные зайчики пестрили палую листву, словно шкуру диковинного южного зверя пардуса – герба Великих Прилужан, метались по ней, как стая обезумевших во время лесного пожара белок.
Войцек Шпара неспешно озирался по сторонам, готовый в любой миг выхватить саблю и во главе отряда отбиваться от неведомого врага. Рядом
Чуть позади и сбоку ехали Даник-Заяц, Самося и Шилодзюб. Серьезные, сосредоточенные. К ним пристроился насмерть перепуганный Миролад.
Дальше шла четверка, возглавляемая паном Стадзиком Клямкой. Шляхтич подергивал себя за ус и сердито зыркал на беспечно откинувшегося в седле Глазика. Замыкала колонну, двигаясь в охранении, четверка пана Гредзика Цвика. Он, в отличие от других, не сильно-то волновался – да и не в его привычках было вообще волноваться по каждому пустяку – и негромко болтал о чем-то с Пиндюром и Издором.
Самося вел в поводу коня Грая. Сам порубежник, хоть и шел пешком, далеко опередил всех, выискивая на земле и на кустарнике следы беглеца.
– Ушел гад, дрын мне в коленку, – задумчиво проговорил Хватан. – Как был из жигомонтовцев, так и остался.
– Не нуди, – лениво отозвался пан Юржик Бутля. Сдвинул шапку на затылок и рукавом протер вспотевшие залысины. – Ендрек – парень не поганый. Заблудший.
– Во-во, ото ж он и надумал вконец заблудиться. Вусмерть…
– Злой ты, – укоризненно покачал головой шляхтич, – недобрый.
– Само собой. Мы ж все злые малолужичане. Куда ни плюнь, в разбойника попадешь. А тут, в Великих Прилужанах, все белые и пушистые. Кому ж над нами панствовать, как не им?
– Вот завел, – вздохнул Юржик. – Меня воспитывать не надо. Я сам с усами. – Он расправил пальцем рыжеватые, топорщащиеся щеточкой усы. – А мальчишке с рождения песню пели, как их кровососы-северяне обирают. Будто мы виноваты, что железные рудники у нас, серебряные копи у нас, горюч-камень – и тот у нас, нагибайся и собирай. А у них мед, пшеница да лен. Да конопля еще…
– Вот и нехай сплели бы себе из конопельки то, что полагается, – скривился Хватан. – Так нет, им нас жизни учить надо, дрын мне в коленку!
– Я ж и говорю, злой ты. Никакого сострадания. – Пану Бутле, похоже, доставляло немало удовольствия наблюдать краснеющего и сопящего носом молодого порубежника. Вот и доводил его язвительными замечаниями.
– А ну тихо вы, о-о-оба! – неожиданно вскинул руку с плетью пан Войцек. – Гл-гляньте, Грай чего-то машет.
Верно.
Грай, вырисовываясь темным абрисом на фоне светлой прогалины, махал сдернутой с головы шапкой.
– Зовет или… – прищурился Хватан.
– Ага, – посмотрел на него, словно на горячечного, Юржик. – Была бы беда какая, он так махал бы?
– Тихо, сказал! – оборвал их препирательства сотник, обернулся назад. – Гредзик, Стадзик! Прикрывайте!
Один и второй шляхтич кивнули. Мол, поняли, сделаем.
Войцек легко подтолкнул вороного шенкелями и поравнялся с Граем.
– Что?
Следопыт
Посреди поляны трава полегла, словно по ней каталось стадо играющих зубров.
– Я погляжу? – поднял голову Грай.
– Давай.
Порубежник, осторожно ступая, прошел по кругу – по-над лесом к реке, а потом – от самой опушки к середине поляны. На ходу он нагибался, внимательно разглядывал примятую траву и землю.
– Что там? – Проявлять нетерпение было вообще-то не в обычае пана Шпары, но в этот раз привычки начинали ему изменять.
– Следы. Здоровенные.
– Люди?
– Нет. Похоже, не люди. Вернее, и людские есть… – Грай почесал затылок, сдвигая шапку на брови. – Щщас погляжу…
Он присел на корточки, потрогал землю в одном, затем в другом месте. Растер комочек грязи между пальцами, понюхал их.
– Кровь! – И поспешил успокоить товарищей. – Не человечья.
Грай снова почесал затылок. Выпрямился.
– Сдается мне, пан сотник, водяницы тута побывали.
– Дрын мне в коленку! Водяницы!!! – восхитился Хватан. – Хоть бы глазком…
– Сиди уже… – осадил его пан Юржик. – Один уже посмотрел.
– Да? Они его что, того? – Вообще-то молодого порубежника напугать было нелегко, но тут его голос осип от волнения.
– Да не каркай ты! – Пан Юржик повел коня ближе к Войцеку.
– Молчите оба, трепачи, – буркнул без особого, впрочем, запала Шпара и обратился к следопыту: – Почем знаешь, что водяницы?
– Дык, следы. Босые. На человечьи схожи да в длину почти три пяди. Да в ширину без пальца пядь.
– Самому надо п-поглядеть. – Меченый бросил повод на руки Хватану, спрыгнул.
– Гляди, пан сотник. – Грай показал пальцем на едва приметный отпечаток. – Живых-то я их не видал никогда… Кто с живой водяницей встретится, до рассвета не доживет. Защекочет.
– Да? А почем знаешь, что не лешачиха, а водяница?
– Дык, вода – вот она. Они друг друга не терпят – грызутся. Водяные с лесовыми. Лесовые с полевыми… Дикие твари. От скота ушли, к человеку не пришли. Наказал их Господь, вот и маются…
– Д-добро. Верю. Что еще видно? Кровь откуда?
– Дык, люди еще были. С дюжину, не меньше. На конях.
– Да? А студиозус-то где?
Грай пожал плечами:
– Наверняка только Господь знает, поди… Я так думаю – шел наш Ендрек да на чудищ нарвался. У водяниц расправа короткая. Защекотать путника одинокого, и вся недолга. Я в малолетстве много сказок слыхивал. А там не говорилось, что кто-то опосля их щекотки выжил. С водяным или лешим проще. От них откупиться можно – краюху хлеба или старые порты отдашь, он и отступится. А с бабьим семенем… – Он махнул рукой. – И похоже, быть бы медикусу мертвее мертвого, дык, подмога подоспела. Одну убили… Две… Да, две в реку ушли. Их не достали. Ну, разве что из самострелов подранили. А Ендрека, стало быть, забрали с собой.