Океан и кораблик
Шрифт:
Работа, как я поняла, нам предстоит адова, так как, по словам Иннокентия, для этого течения будут характерны вихри различных горизонтальных размеров и глубин, движущиеся вниз по течению. Там еще должны были быть какие-то антициклонические круговороты...
Капитана Ичу Амрувье тоже до страсти заинтересовали океанские течения и противотечения. Еще будучи капитаном рыболовного траулера, он ухитрился с научной дотошностью изучить течения в проливах Курильских островов, скорость которых достигала шести узлов. Для этих проливов характерны водовороты разных скоростей и направлений. Все это создает большие трудности для мореплавателей, а, значит, изучение их имеет
Изучал он и условия обитания рыб в этих местах водообмена между Охотским морем и Великим океаном. Вот эта чисто научная страсть и привела капитана Ичу на экспериментальную станцию. Там он познакомился с Иннокентием и стал его другом. Сначала Иннокентий помогал Иче овладеть методикой изучения течений, а когда станция получила свой корабль, то, естественно, капитаном "Ассоль" стал Ича Амрувье. Друзья наяву и во сне грезили этим течением...
Вообще о циркуляции вод на всей акватории Великого океана известно очень мало. Исследованы лишь отдельные районы: около Японии, Калифорнии, в заливе Аляска, в Тасмановом море. Огромные пространства океана на картах течений - белое пятно. Даже известные с прошлого века течения изучены плохо: не проведены исследования различных течений по сезонам года, на отдельных горизонтах. Здесь огромную работу проделали советские научные суда, такие, как "Витязь". Но это пока было каплей в море. Так уж случилось, что человечество Луну изучило больше, чем свои океаны. А между тем не придется ли служить океану местообитанием будущего человечества? И не в далеком будущем, а уже в надвигающемся двадцать первом веке, когда количество людей удвоится.
И здесь опять до странности тесно переплетались интересы членов этой дружной семьи. Именно для воспроизводства запасов океана необходимо было изучение процессов формирования донных отложений, а для этого, в свою очередь, нужно было Знать те районы океана, где сила течения поднимает огромные массы глубинных вод. В этих именно районах с высокой биологической продуктивностью и можно было ожидать богатейших уловов рыбы. (Из газет я уже знала, что в текущей пятилетке собирались увеличить улов рыбы на шестьдесят процентов, а в будущей - еще удвоить.)
Вот почему в Научном центре так охотно пошли навстречу научным работникам Балканской экспериментальной станции, предоставив судно, дорогие приборы, денежные средства.
Но нашелся человек, имеющий достаточно власти, чтоб мешать этой работе.
Это был академик Евгений Петрович Оленев, совсем древний старик. Так вот, Оленев заявил, что нечего такому ничтожному судну, как "Ассоль", рыскать по всему Великому океану в поисках неизвестного течения. Если его не открыл "Витязь", как может открыть "Ассоль"! К тому же у себя дома, в какой-нибудь сотне километров от Курильских островов, имеется крупнейшая в мире Курило-Камчатская впадина, где глубина океана достигает десяти километров. Там великолепная глубоководная фауна, которую и можно изучать, не преодолевая бесконечных пространств океана. Возможно, в его словах и был здравый смысл... Возможно. Но ведь известно: ничто так не убивает мечту, как здравый смысл.
Я ненавижу здравый смысл - ум мещанина.
* * *
В день отплытия я встала рано, все спали, а в Москве было еще вчера. Убрала Реночкину постель, как было при ней. Написала ласковое письмо Августине, философское Ренате, успокоительное отцу Сережи, Арсению Петровичу Козыреву. Написала на завод, в свою бывшую бригаду слесарей. Написала учительнице, самой любимой, той, что хранила мои школьные сочинения и верила в меня.
Верю ли я в себя сама? Не знаю. Я никогда не задумывалась над этим. Но я всегда готовилась к жизни. Я представляла себе жизнь как океан и до мелочей продумывала, что мне может понадобиться в плавании. И вот я ухожу в настоящее плавание.
Я стояла посреди комнаты и думала: что мне брать с собой?
Из Баклан мы лишь на сутки зайдем в Петропавловск и, погрузив провизию и кое-какие приборы, направимся, в общем-то, к югу... Как будто так.
Я оглядела свои вещи. Два чемодана, тяжелая кипа книг, верхняя одежда...
Стараясь не шуметь, я приняла душ, надела все чистое, тщательно расчесала волосы, помытые еще вчера днем.
Потом решила заглянуть, собрался ли Сережа. Может, помочь ему уложиться? Он жил здесь же на морской станции, у добрейшей Калерии Дмитриевны, и пока исполнял фактически обязанности снабженца: закупал по списку, врученному ему Иннокентием, разные разности для экспедиции. Раза два вылетал самолетом во Владивосток и несколько раз вертолетом в Петропавловск.
Сережа не спал и тоже писал письма. Он сразу отдернул занавеску, когда я постучала в окно, и открыл мне дверь.
– Тебе помочь собраться?
– Тише, хозяйка еще спит. Заходи.
В комнатке его царил полнейший тарарам, но вещи уже упакованы. Самым тяжелым, как и у меня, были пачки книг. На "Ассоль" имелась библиотека, и все-таки с собой мы везли свои любимые книги.
На столе лежали запечатанные конверты: родителям, товарищам и... Августине. Все-таки хороший парень Сережа! Он выглядел вполне счастливым.
– Сережа, ты рад, что едешь?
– Очень!
Он широко улыбнулся. Мы стояли посреди комнаты. Сидеть было некогда.
– Прежде всего я рад, что мы едем вместе... Но, представь себе, Марфенька, я чуть ли не больше радуюсь тому, что я участник экспедиции, имеющей огромное научное значение - большее, чем думают всякие там шефы наверху. А если добавить к тому, что "Ассоль" - крохотная скорлупка, а Тихий океан в декабре шутить не любит и вообще отнюдь не тихий, то... я чертовски доволен!
– Я рада, что ты доволен. Если все в порядке, я пошла.
– Иди. Можно тебя поцеловать... в щеку?
Я подумала, что, может, у него на душе смутно и тревожно, и подставила щеку. Он, конечно, поцеловал в губы - еле вырвалась.
Провожать нас явилось чуть ли не все население Баклан, благо день был воскресный. Но больше всего провожающих оказалось у моего дяди. Я была тронута. Чтоб проводить в далекое плавание старого доктора Петрова, люди прибывали на машинах, автобусах, катерах и рейсовых вертолетах. Кажется, были представители от всех национальностей, населяющих Камчатку. И все что-нибудь везли Михаилу Михайловичу на дорогу. Пока он разобрался в подарках и отправил большинство из них на камбуз, каюта его была заполнена чуть ли не доверху.
И никто - вот интересно,- никто не отговаривал его идти в океан на таком утлом судне, не напоминал о его возрасте. На Камчатке умеют уважать человека.
Белоснежная "Ассоль" на этот раз покачивалась у только что отстроенного пирса, расположенного не вдоль берега, а почти под прямым углом к нему. Пирс, сверкающий свежей краской, был битком набит приветливыми, взволнованными, улыбающимися людьми.
Мы все быстро побросали свои вещи в каюты и вернулись на пирс.
Лариса, в дубленке и в парике вместо шляпы, уже простилась с мужем. Холодное это было прощание с обеих сторон, как бы из приличия, для людей. С Харитоном она простилась куда сердечнее. Но боцман тотчас ушел на судно ему было некогда.