Океан. Выпуск пятый
Шрифт:
— Видите ли, если бы погода была божеской, тогда бы я вам, конечно, сказал точно, но сами знаете — шторм…
— А как вы думаете, когда все же? — спрашивает нетерпеливый женский голос.
— Мало ли что я думаю! Вот как ветер и море… Да и лоцман на рейде может все перерешить и…
— Да что вы тянете! Можете сказать наконец, когда мой муж придет домой?
Тут выходит из себя и Макко. И бросает трубку.
Но телефонный аппарат существо не живое. Нервы у него отсутствуют. Терпеливо тренькает до тех пор, пока Макко снова не снимает трубку. У
— Когда?
Обретший было равновесие Макко начинает опять толковать о погоде, о шторме, о том, что пароход может причалить в любое время и что возможности тут всякие…
Вдруг с треском распахнулась дверь, и на пороге показался запыхавшийся матрос.
— С рыбацкого причала сорвало траулер! Снесло на семнадцатый! На судне всего один человек… Огни «Хийюсаара» уже у мола!
Обычно Макко в разговоре и в обхождении вежливый, как оно и подобает пожилому человеку, но на этот раз и с его языка сорвалось богохульное слово:
— Черт!
Не было у него времени накинуть на себя плащ и схватить с вешалки шапку. Выскочил в чем был. Бежал, собрав все свои старческие силы, на семнадцатый причал.
Брызжущая водяная пыль слепила глаза, ноги с каждым шагом становились все непослушнее, уже грозились не успеть за туловищем. А там, где вчера сгружали с «Кыргелайю» цемент, старик упал. Когда поднялся, то был весь перепачкан серой массой — будто выплыл из мучной похлебки.
Добравшись до злополучного траулера, Макко, прежде чем сказать слово, вынужден был несколько секунд переводить дух, хотя глаза и подсказывали ему, что, может, именно эти мгновения решают все дело. «Хийюсаар» был уже под самым носом. А траулер, подобно самоубийце, бросившемуся под колеса поезда, дожидался у причала своего смертного часа. Прибывшему с рейда пароходу больше швартоваться было некуда..
Саар траулера явно еще не заметил, потому что маленькое суденышко стояло в тени причала. Макко видел, как вахтенный изо всех сил пытался оттолкнуться от стенки отпорным крюком и продвинуть судно вперед, но шторм напирал, и будь здесь хоть десять мужиков, толку бы не было.
— Ты матрос или моторист? — выкрикнул наконец Макко.
— Моторист! — донеслось в ответ.
— Сможешь запустить мотор?
— Смогу, только штурмана нет!
— Дай руку! — приказал Макко матросу, который прибегал в контору, и опустился на четвереньки.
— Что ты, сумасшедший, надумал? «Хийюсаар» сомнет тебя в лепешку! — предостерег матрос.
— Не твоя беда! — начальственно гаркнул Макко. — Руку!
«Весу-то в старике не больше, чем в мешке половы», — пронеслось в голове у матроса, когда он, держась одной рукой за причальную тумбу, другой спускал Макко на палубу траулера.
— Я штурман. Немедленно запустить мотор! — приказал Макко вахтенному.
В голосе Макко была сила, которая заставила молодого вахтенного тут же действовать, хотя он и понимал, чем рискует. Будь его воля, он бы немедленно выскочил на причал — шедшее с рейда судно уже наваливалось…
Макко
Макко забрался по крутому трапу на раскачивающийся мостик. Открытая дверь рулевой рубки при каждой волне ударялась о стенку. Нащупал штурвал… Но мотор молчал…
Выбора у Макко уже не было. На причал он бы не успел выбраться. Да и матрос куда-то исчез. Не иначе — побежал за буксиром. Глупый! Буксиру надо целых полчаса, чтобы разогреть двигатели. Внизу кипела и пенилась вода. Мужество готово уже было покинуть его. А «Хийюсаар» все наползал… Подавал тревожные гудки. Значит, Саар все видел…
Что ж, пожито, конечно, с лихвой, мелькнуло в сознании Макко. Но оказалось, что слишком рано поддался судьбе. Корпус траулера вдруг вздрогнул — заработал двигатель, — и Макко тут же толкнул ручку машинного телеграфа вперед.
Сперва казалось, что траулер и не собирается набирать ходу, но вот причал медленно поплыл назад. Все быстрее и быстрее скользило суденышко вдоль стенки и успело вовремя оказаться за округлой кормой огромного океанского парохода, где Макко и застопорил ход…
…Он смывал с лица и одежды грязь, когда в контору вошел Саар. Глаза мутные, лицо раскрасневшееся. Да и поступь как у боцмана парусника, когда с борта задувает бриз. Увидев Макко, Саар, расставив ноги, с большим трудом остался стоять на месте, разудало гаркнул:
— Эй, Макко, чего это у тебя поджилки трясутся? Страх смертный подкосил, да? Погляди на меня — я даже и мимо владивостокской мореходки не проходил, а мужик что бык! Эту трижды проклятую коробку раздавил бы — и глазом не моргнул…
— Ах, не петушись! — устало отмахнулся Макко и продолжал тереть щеткой замасленные руки.
— Это я петушусь? — всерьез вскипел Саар. — Всего второй раз в жизни забрался на мостик — и уже хвост задрал, и кричать смеешь.
На этот раз Макко не рассердился и спорить не стал. Сел за стол, хотел сделать в журнале запись о прибытии в порт «Хийюсаара». Но рука не слушалась. На бумаге, правда, оставались какие-то каракули, но принять их за буквы и цифры при всем желании было невозможно. У Макко не только дрожали руки и ноги, но и сердце время от времени выкидывало фортели, а перед глазами плыли черные тени.
В полвосьмого Макко разбудил Саара:
— Вставай, иди домой!
Кряхтя и охая, старший лоцман выбирается из постели. Скребет кудлатую голову. Вокруг набухших и иссеченных ночным штормом глаз появляются насмешливые складки.
— Значит, будет надо — сам справишься. Пустое дело! Ты ведь старой закваски — экзамены лоцманские ночью тоже, считай, на пятерку сдал. Глядишь, в трудовую книжку еще и благодарность запишут… Так что…
На этот раз Саар почему-то запнулся. Смотрит на тщедушного старика и вдруг протягивает ему руку: