Океан. Выпуск пятый
Шрифт:
Караван будто в гору взбирался, тянул тяжело — с подхлестом да с остановами. И календарь не сулил утешительных перемен: на пороге октября стоит солнцу хоть ненадолго укрыться из виду, уже и забереги начинают попадаться — ледяные хрустки у побережий. В особицу с теневой стороны. Но днем солнышко еще старательно пригревает.
Попутчик, осмелившийся вступить в спор с самим Княжевым, расположился на «Воднике» основательно — у Луки Байбалова причалил, в капитанской каюте. Где и зажил как у себя дома: разложил свои бумаги и что-то строчит да черкает днями и вечерами.
Курец и сам смачно вдохнул этой пока еще бездымной пряности и, упрятав меховой разноцветный кисет в карман линялого нейлон-бушлата, задержал горящую спичку в нервных пальцах-щупалках. Словно боялся расплескать огонь. А когда взреяло медвяное дымное облачко, принялся он задумчиво пощипывать молодящую его бороду. И как бы высчитывал нечто в уме, а потом и в блокнот заносил.
Жанна Евгеньевна, инженер-механизатор, сопровождающая строительное оборудование, совершила только что обход барж. И прежде чем спрыгнуть на корму, ловко уцепилась за прут буксирной арки и повисла над сидящим — стройная, молодая, в голубом, обтягивающем всю ее спортивную фигурку тренировочном костюме. Она заглянула ему через плечо:
— Что это вы вычисляете, «мистер Икс»?.. Схемы какие-то, таблицы… «Связь продуктивности почвы с температурой воздуха и солнечной радиацией»?.. Ну какие тут почвы продуктивные посреди вечной мерзлоты?
— Хотя бы те, на коих пасется скот.
— Олени?
— Не только… Пока что здесь живности хоть отбавляй.
— Гнус, комары, энцефалитные клещи! — норовила задеть его Жанна Евгеньевна.
Но он держался невозмутимо.
— Преобладают и более ценные виды.
— Какие?
— Я не зоолог.
— А кто же вы, если не секрет?
— А если секрет? — улыбнулся он снисходительно.
Жанна Евгеньевна сменила тему:
— Откуда у вас индейский кисет?
Присевши рядом, она искоса, со смешинкой рассматривала его искуренную трубочку.
— Не индейский, а ненецкий. Но все равно ритуальный — вы угадали. И подарен как приложение к этой вот «трубке мира».
— Так дайте и мне курнуть, о бледнолицый брат мой!
Он протянул ей трубку, и она сделала смелую затяжку. Закашлялась.
— Ну вот, отныне мы с вами друзья навек! — затянулся он после Жанны Евгеньевны.
— Но в таком случае для начала я должна хотя бы узнать ваше имя.
Он снова улыбнулся ей, обнажая верхние зубы торчком вперед. Однако нескладность эта его не портила. Напротив, придавала лицу добродушную простоватость.
Приложив к ее уху ладонь, он прошептал:
— Имя мое — Отто Юльевич Шмидт. Разве не похож?
— Это нечестно. Хотя бы потому, что я Шмидта не помню!
— Ничего, по прибытии в Ожеледье вы сами убедитесь.
— Значит, и вы в Ожеледье? — удивилась она.
— И я… Точнее было бы сказать:
— Что-то не верится, — оглядела она его внимательнее. — Впрочем, мы-то в самом Ожеледье не останемся: нам нужно до зимника по участкам машины разогнать.
— М-да, сложная задачка, — покачал он головой.
— Хоть зимник пробить, поселок заложить не палаточный, а попрочнее. Быт к весне наладить…
— Не все от нашей воли зависит, Жанночка Евгеньевна!
— Да, действительно, вот наскочим на какой-нибудь порог да и затонем!
— Пороги, кстати, здесь почти ласково именуются кошками, — проявил он превосходство старожила. — А затонуть не удастся — мелковато.
— Ну что ж, и это хорошо, — бросила она и скрылась у себя в каюте.
А там царил раздражавший ее бабский уют — промереженные салфеточки, вышитые подушечки… Это Дарья Беседина, полжизни проведшая в пути, желала и здесь чувствовать себя как дома. Сызмальства служит она верповальщицей — мастером по буксирной сцепке. И ни один караванный рейс с магистральными грузами не обходится сейчас без нее. «Где двум мужикам не управиться — там наша Даша!» — подшучивает Княжев. И, как во всякой шутке, есть и тут доля правды.
Было время, на верпах — ими тогда вручную орудовали — ставились матросы самые плечистые. А нынче не руками, лебедкой работают, от судового двигателя. И при сноровке и смекалке верповальному матросу не удалая силушка, а глаз точный и аккуратность отменная потребны.
Так что на воде Дарья — хозяйка полная. К тому же недавно заимела она мужа. Подобрала себе под пару — личность тоже у них в затоне ценимую, механика плавучего крана Кима Сухих. Согласился Ким принять эту командировку — вместе с Дашей. И рейс в Ожеледье со сверхсрочным грузом невольно стал их свадебной поездкой.
Но тут случилось семейное осложнение: Славка, сынок Дарьин, объявился вдруг на полпути. Смешно! Вроде бы они с отчимом друг от дружки бегают, а убежать не могут. И умудрился Славка-хитрец пристроиться к ним, да не один оказался, а в компании со смазливенькой девчушкой Оленькой — чуть постарше она его. Ей железно было предписано добраться до ожеледьевского зимника, чтобы распространить свою поклажу — книги — по трассе. У нее и мандат соответствующий на руках имелся. Так что возражений со стороны начкаравана не последовало. На вид Оля робка, застенчива. И как не устрашилась пигалица эта отправиться одна с багажом куда каким увесистым: два контейнера библиотечных даров, собранных на материке для тех комсомольцев-добровольцев, что отправились строить магистраль!
Ночь та выдалась светлая, и Дарья Славку своего признала еще на подходе к причалу. Стоит на дебаркадере в одной ковбоечке с орущим транзистором на груди. И ручкой помахивает приветливо. Дарья переменилась в лице: вот так сюрприз! Ну и мальчишке тоже досталась пилюля. Он-то рассчитывал, что мать в рейсе одна. А тут как понадобилось контейнеры с книгами погружать на баржу да подогнали плавучий кран, Славка аккурат и наткнулся на того, от кого убегал: на отчима своего, на Кима Прокофьевича.