Окно напротив

Сокол Лена

Она сидела рядом на стуле в своем белом халате и вязала, не отрывая взгляда от спиц.

– А где Смоляков? – хрипло спросила девушка.

– Я за него, - наконец, оторвалась от вязания подруга.

– Ты не за него.

– Вон, - Машка наградила ее усталым взглядом и указала пальцем на бейджик на груди, - фамилию видела? Смоляков-а. По буквам прочесть?

– У тебя другая специальность, Смоляков-а, - проворчала Марьяна.

–

Тебе что от него нужно? – Она отложила спицы в сторону и строго взглянула на нее. – Илья тебе все еще ночью сказал: башка твоя в порядке, жить будешь. И жить счастливо, если найдешь себе нормального мужика.

– Про мужика он не говорил, - усмехнулась Марьяна.

– А это уже не диагноз, это назначение. Так в карте и записано: мужика нормального, сильного и крепкого, чтобы как схватил за загривок и отлюбил до умопомрачения. Принимать три раза в день, пока смерть не разлучит вас. – Машка дотянулась и взяла ее руку в свою.
– Кстати говоря, мужики твои под дверью дежурят. Каждый в своем углу.

– Ой, - смутилась девушка, - не пускай их. Я не при параде, и это еще мягко сказано.

– Дурочка, ты выглядишь потрясающе. Самое страшное позади – это главное. И твой Димка там вьется коршуном и разгоняет всех посетителей. Способный такой парнишка, не знаю, чего от него все шарахались.

– Думаешь?

– Да. Ты умница, смогла разглядеть в нем талант. Илья перед уходом домой наделил его какими-то супер-полномочиями на целые сутки, так он уже штаны до дыр истер: бегает, всеми командует, достает ненужными анализами. Медсестры тихо матерятся и стараются держаться подальше.

– Он привык докапываться до сути, это хорошо. Очень часто это бывает оправданно.

– У него еще есть время научиться всему. Хорошо, что скоро ты вернешься в строй.

– Постараюсь. – Марьяна облизнула пересохшие губы. – Почему ты здесь, Маш?

– А где мне еще быть?

– Тебе же нужно отдыхать, - она указала на упругий живот подруги, - а ты после смены еще возле моей койки зависаешь.

– Ерунда, - отмахнулась Машка, - мне хотелось быть здесь, когда ты откроешь глаза.

Марьяна покрепче сжала ее руку и улыбнулась.

– Что ты там такое вяжешь?

– А-а, это… - Мурзя посмотрела на вязание. – Это для твоего крестника.

– Моего… кого?

– Да, неужели ты думала, что я кого-то другого могу сделать крестной своего ребенка?

Разглядывая крохотную кофточку в руках подруги, Марьяна почувствовала, как к глазам подступают слезы. Так это было трогательно и приятно.

– Спасибо…

– Я, правда, совершенно не помню, - улыбнулась Мурзя, - как правильно нужно вязать. Ты меня учила сто лет назад, и я успела все забыть, но руки, кажется, и без меня справляются, да и получается, вроде, что-то приличное.

Она подняла не идеальное, но такое милое,

почти законченное изделие выше, и они обе уставились на него, не веря, что скоро его будет носить на себе маленький человек.

– Здорово получилось! – Выдохнула Марьяна. – Илья сможет петь ему свою мозговзрывающую Металлику, под которую малыш непременно будет засыпать, как когда-то давно, много лет назад, мой племянник.

– Он уже, наверное, совсем большой вырос.

– Наверное… Мы - молодцы, справились тогда. Без Вас с Ильей я бы совсем пропала.

– Да брось!

– Честно. Но вот эта музыка… Не завидую вашим детям! Иногда мне хочется петь хвалу небесам за то, что Смоляков слушает ее в наушниках.

– Нормальная музыка, ты еще его Крэдлов не слышала, - рассмеялась Мурзя.

– Слышала… Ох, если у тебя кровь не идет из ушей, значит, вы точно нашли друг друга! Хотя о чем это я – после стольких-то лет, что он терпит твои закидоны! – Марьяна присела, ощутив вдруг боль в голове и накатывающую мерзкую тошноту, но это не помешало ей притянуть к себе подругу и обнять покрепче. – А теперь, дорогая, ступай-ка домой. Я знаю, как тяжело вам дался этот малыш, - она осторожно приложила ладонь к ее животу, - тебе нужно полежать. Обещай мне, что отдохнешь?

– Да, - кивнула Маша, - только забегу сейчас в наше крыло. Там опять отказник, еще, как назло, хорошенький такой.

– Бедный…

– Да кто его знает, - она пожала плечами, - зато не узнает, что такое лежать сутками во вшивом тряпье, в собственных испражнениях, в блевотине и орать от голода. Не узнает бьющих рук пьяной мамаши и ее «пьяного» молока. Эта тварь, как родила, ни разу не глянула на него даже. Все права качает, домой торопится к подружке-бутылке. У нее дома своих таких шестеро, зачем ей еще один?

– Ясно. А я все думаю, что у меня работа тяжелая.

– Мы тоже со Смоляковым спорим, кому сильнее достается. Ему вообще в последнее время фонендоскоп все больше петлю напоминает, но ведь призвание же, мать его! Куда теперь сбежишь?

– Хватит вам уже спорить. – Марьяна опустилась ниже и удобнее устроилась на подушке. Слабость давала о себе знать, перед глазами поплыло, на лбу липкими каплями выступил холодный пот.
– Удивляюсь, как ты ему еще огромную дыру в мозгу не выпилила.

– Конфликты поддерживают пламя страсти, дурочка! – Мурзя встала, одернула халат и поцеловала подругу в обе щеки. – Хотя какая мне сейчас страсть. – Она положила руку на поясницу и походкой уточки направилась к выходу. – Брагин передавал тебе привет.

– Как он? – Марьяна вспомнила, как дрожали его руки, когда он передавал ее в приемный покой.

– Сказал, что принесет тебе килограмм мандаринов. – Машка остановилась возле двери. – Вчера был очень расстроен из-за тебя, сегодня утром специально приходил проведать, но Филатов не пустил. А ты спала воронкой кверху. – Девушка довольно рассмеялась, глядя, как подруга закатывает глаза. – Когда Брагин узнал, что с тобой все хорошо, заметно повеселел, даже травил медсестрам свои знаменитые байки.