Окно в Париж для двоих
Шрифт:
Очень разумно предположить, что он украл эти деньги и скрылся вместе с ней, но…
Следов его нигде не было обнаружено — раз.
Железнодорожные и авиакассы не зафиксировали пассажиров с такими анкетными данными — два.
Путешествие на автобусе можно смело исключить, поскольку неумно пускаться в бега именно таким способом, имея при себе достаточно солидную сумму.
Личный автомобиль исключался тоже — он до сих пор стоял в гараже, что засвидетельствовала супруга пропавшего без вести с деньгами.
Где
Тут совершенно некстати погибает соседка по квартире Лили Громыхиной — Валентина Пыхина.
И совершенно не ко времени, как бы, Хромой возобновляет свои претензионные попытки получить-таки назад свои деньги. Нет бы, казалось, принял во внимание, проникся, а он топает ногами, угрожает даже и требует, требует, требует…
— Что решили?
Гарик тоже закурил, водка кончилась в чекушке. Бежать за другой Иван не позволит, однозначно. Да и покупать ее как бы не на что. Вот и решил добавить хмеля, неумело пыхая в потолок густыми клубами дыма.
— А что с ним решишь?! Он же чист вроде. Попробуй его зацепить, мразь такую! — Мазурин выругался, ткнул окурок в чайное блюдце и вздохнул с присвистом. — Я бы, может быть, и решил, что за всем этим делом стоит он и только он, если бы не одно «но».
— Которое? — От курева во рту сделалось погано, в голове не лучше, и Гарик последовал примеру друга, затушив недокуренную сигарету.
— Перед самой почти гибелью Валентина Пыхина встречалась кое с кем. Долго общалась на глазах у десятка свидетелей. Рынок же, будний день, покупателей немного, вот их и приметили, сам понимаешь. Пообщалась-пообщалась, а потом — бац, и погибла. Причем таким вот варварским способом погибла, чем внесла в наши тесные ряды сумятицу и беспокойство.
— И с кем она встречалась?
— С девушкой, представь себе! — воскликнул с фальшивой радостью Иван и будто бы нехотя выловил пальцами еще одну сосиску, откусил. — Девушку эту узнал продавец автозапчастей. Почему узнал, спросишь ты? Да потому что работает она на оптовой базе, занимающейся сбытом этих самых автозапчастей. То ли в бухгалтерии, то ли в секретариате, но он ее там часто видел, когда оформлял накладные.
— Кто такая? — Гарик почесал в затылке.
И тут же запоздало подумал, что грива отросла до неприличия. Еще немного, и будет по лопаткам стелиться. Подстричься бы не мешало, но снова встает денежный вопрос.
— Девушку зовут Дарья, — пожалуй, с каким-то непонятным сожалением проговорил Иван. — Дарья Коновалова.
— И что тебе это дает?
— А ничего, кроме, пожалуй, одного. Она сестра Коновалова Алексея.
— А это у нас кто?
— А это у нас: друг, соратник, главный менеджер и любовник хозяйки строительной фирмы «Голиаф», — с непонятным, не определенным еще Гариком чувством вымолвил Мазурин. — И что скажешь?
С сожалением проводив взглядом последнюю сосиску, исчезнувшую во рту у друга, Гарик пожал плечами.
— Ничего не скажу, знаешь. Ну, встретились, и что? Поговорили. Вполне резонно предположить, что сестра разыскивает своего брата, вот и отрабатывает его знакомства.
— Ишь ты, какой сообразительный, — со злым ехидством парировал Мазурин. — А то без тебя так не подумали! Но это еще не все!
Иван, дожевав, выбрался из-за стола. Закурил и принялся расхаживать по кухне, роняя пепел на чисто вымытый его же Маринкой пол.
— Сегодня с утра к нам в отделение пожаловал один гражданин. Муратов Константин Станиславович. Пожаловал с заявлением на гражданку Коновалову.
— Да?! И что пишет?!
Воспользовавшись тем, что Иван на время потерял интерес к еде, Гарик накинулся на котлеты, проглатывая их одну за другой без хлеба и почти не пережевывая.
— Пишет, что достала его гражданка Коновалова. Сначала вроде бы братец ее доставал. Потом она. Что, типа, аферисты они, аферисты и стяжатели. Что хотели бедного малого шантажом взять. И что вроде та еще семейка. Так-то, Прокопий, друг, а ты, говоришь, похмелимся. Когда тут похмеляться, если ум за разум заходит!
— Вызывали? — поинтересовался дежурно Гарик с набитым котлетами ртом.
— А то! — Мазурин с сожалением глянул на засыпанный пеплом пол и принялся затирать его носками. — Плачет и все отрицает.
— Так уж и все?
— Ну, про стяжательство и про шантаж. Говорит, что да, была у Муратова, но с совершенно другой целью. — Он снова выругался и с не меньшим сожалением оглядел теперь угвазданные пеплом свои носки. — Мол, подозревала этого самого Муратова Константина Станиславовича в исчезновении Лили Громыхиной, якобы вывезенной им до того, как за ней приехал ее брат. Что, мол, не все в исчезновении брата указывает на то, что он украл эти деньги.
— А она думает, что он их украл? Именно так думает?
— Ну, думает или нет, не знаю. Но говорит именно об этом. А тут вот еще что… Короче, в домах по соседству с этой Коноваловой вдруг участились квартирные кражи. Обворовывают потихоньку пенсионеров. Причем все указывает на то, что ворует кто-то свой. Тот, кто хорошо знает распорядок дня пожилых людей. Кто-то из них посещает шахматный клуб. Кто-то в определенное время ходит по магазинам, кто-то за пенсией, кто-то за внуками в ясли. Просекаешь, куда я клоню?
Нет, наверное! Гарик едва не фыркнул, но забитый едой рот помешал.
Ясно, что под подозрение по ходу дела попадает эта самая Коновалова. И репутацию себе снискала, судя по заявлению Муратова, не очень лестную. И все время попадает в поле зрения перед тем, как случиться чему-то нехорошему, убийству Пыхиной, к примеру.
— Нет, Вано! Нет! Не может женщина хладнокровно перерезать горло! Ну, ударит ножом в сердце там, в спину, к примеру, но чтобы ножичком по сонной артерии… Как-то не верится.