Окно в Полночь

Гущина Дарья

— Встал и вышел из моей квартиры! Ты находишься у меня дома, на моей территории! В гостях, мать твою! И не имеешь никакого права меня оскорблять! Встал и вышел!

— А рассказывать тебе кто будет?.. — неприятно улыбнулся он.

— А я… — и смешалась на секунду. Чтобы прийти к неожиданному: — Мне бабушка все расскажет!

— Она мертва!

— Но она была писцом! — эта ссора определенно полезна! — А у любого писателя остается самое главное — черновики и записи! А черновики и наброски — это память! Да, ты расскажешь быстрее! Но она расскажет наверняка! Поэтому… — но продолжить не

успела.

— Я тебе жизнь спас! — возмущенно перебил саламандр. — Это что, не считается?!

— А я тебя об этом не просила! И ты моего друга убил!

Сайел вытаращился на меня, как на ненормальную. Баюн укоризненно склонил голову на бок и замолчал. А я… я вижу две стороны медали, и обе — через призму переживаний, криво и косо. И логик из меня никудышный. Пройдет время — эмоции улягутся — боль притупится. А пока…

— Ну, знаешь!.. — покраснел от злости саламандр.

— Знаю! — окрысилась в ответ. — И если не выгнала тебя до сих пор… — я сглотнула, отвернулась и, выдержав короткий и жестокий раунд внутренней борьбы, сипло добавила: — потому что благодарна. Спасибо, Сай. За то, что пришел, помог и… не бросил. Но еще одно нелестное слово в мой адрес!..

— Понял, — он опустил глаза, помолчал, разводя гордость с рассудительностью по разным углам «ринга», и выдавил: — Извини.

Я снова села рядом на край ванны, и Баюн опять запел.

— Ну?

— Что «ну»? — буркнул саламандр обиженно.

Какой чувствительный, подумать только. А еще на меня бочку катит… ящур. Я почесала кота за ухом, прислушиваясь к урчанию и расслабляясь. Так, я хотела уточнить…

— Почему изменилась реальность? Ведь он же должен был… исчезнуть, — и снова хлюпнула носом, украдкой промокнув рукавом глаза. — А на его месте обнаружился некто, тоже Валентин, тоже верстальщик, и я, оказывается, два года с ним работаю. И вообще по объявлению устроилась. Как такое возможно?

Сайел посопел, повздыхал и честно признался:

— Не знаю. Не знаю, Васюта. Мы никогда не вмешивались в жизнедеятельность. И, умирая, сущность оставляла размытое пятно в памяти. Все. О подмене реальности я никогда ничего не слышал, — и, помедлив, добавил неохотно: — Извини.

Кивнув, я рассеянно погладила кота. Странное ощущение, словно реальность и нереальность поменялись местами… Еще пару дней назад на работе я чувствовала себя в своей тарелке — в своей реальности, а все, что происходило дома, казалось сном. А теперь — наоборот. И Сай, и птеродактиль стали якорями, удерживающими меня в реальности, а весь рабочий день казался сном — дурным, мутным и очень далеким. М-да, механизм психологической защиты включился на полную катушку. Знать бы предел его прочности…

Часы на кухне пробили полночь, и я привычно вздрогнула. Мир поплыл, «проваливаясь», теряя очертания, становясь вязким. Я действовала интуитивно. Опустила Баюна на пол, схватилась за саламандра и сипло попросила:

— Обожги!..

— Чего?

— Обожги! Я не хочу писать про этого!.. Не сейчас!

Вчера шок помог обойти зов полуночи, и сегодня должен помочь…

— Обжигай, говорю!..

Ладони вспыхнули болью, словно на них кипятком плеснули. Я зажмурилась и закусила губу, чтобы не заорать. В голове помутилось, но точно не от «обморока». Если я права, и он меняет мою реальность, нужно этому помешать. Иначе крыша улетит и навсегда. Если, конечно, я права…

— Еще? — ехидно уточил Сайел.

Я нервно съежилась и кивнула. Мало ли… Он крякнул, присел на корточки и сжал мои предплечья. И меня тряхнуло. Не пальцы в розетку и двести двадцать, но похоже… И мой крик показался очень далеким, гуляющим под потолком эхом.

— Еще? — глухое и невнятное, как сквозь вату.

Я быстро замотала головой. Вдох-выдох, и сознание проясняется, и пусть трясет… С макушки по плечам поползло искристое тепло, унимая дрожь и снимая боль. И вспомнилось неожиданно «здоровое» утро. Так саламандр умеет не только убивать, но и лечить?.. А что он еще умеет?

— Много чего разного…

Кажется, я спросила вслух.

— …но без тела мои способности малы.

Я бессмысленно посмотрела в темные глаза, и Сайел пояснил:

— Физическое тело — это ограничитель. Когда становится больно, когда сила сжигает изнутри — значит, ее возможности на пределе, а перешагнуть через него — смерть. И тела, и духа — он развоплощается, сгорая. А это маломатериальное тело нечувствительно, и приходится… — он помялся, но добавил: — сдерживать возможности, чтобы не выгореть случайно. И полностью.

Я снова кивнула. Стало легче. Моргнула, присмотрелась и сглотнула. Я сидела на полу, прислонившись к стене. Перед носом болтался шипастый птеродактилев хвост, а на коже, щекочась, плясали белые искры. Стало хуже. Я зажмурилась, а саламандр захихикал. И пусть себе, смех продлевает жизнь…

— Спасибо… — выдохнула тихо.

— Спасиба — мало, хочу свечки, — весело отозвался Сайел.

— Не проблема, — я приняла протянутую руку и встала. Ноги будто ватные.

На кухне я включила свет и обнаружила Муза. Пьяный в дупель, он спал на подоконнике, обняв бутылку и завернувшись в тюль. Настенные часы показывали полпервого ночи, но спать не хотелось. И «обмороки» отступили.

— Почему ты не хочешь продолжать книгу?

Я помолчала, заваривая душицу с мятой. Внутренний голос против рассказа ничего не имел, и я изложила свои бредовые предположения.

— Думаешь, твой герой — тоже писец? — переспросил Сайел серьезно. И ни тени насмешки, только беспокойство. — А как он выглядит?

— Ну, он… на меня похож. Только коса короче и… он парень.

Саламандр матюгнулся. Походил по кухне от стеллажа к плитке и снова выругался. Остановился, посмотрел на меня, но ругнуться не успел.

— Да в чем дело-то? — я достала из тумбочки банку с медом.

Сайел сел на табуретку, ссутулился и вытянул ноги. Потаращился на Муза, на потухшие свечи и тихо сказал:

— Сядь. То, что я расскажу… Это легенда, древняя и мало кому известная. Заканчивай с чаем и садись.

— Думаешь, не устою? — выполняя обещание, зажгла свечи. — Ты меня пугаешь.

— Мне ли тебя пугать? — хмыкнул он. — Я же не зеркало.

Я едва не выронила зажигалку:

— Видишь, что ли?..

— Нет. Знаю, — саламандр смотрел исподлобья, внимательно и хмуро. — Все, что случается с ним, отражается на тебе, так? И ты это видишь в зеркале.