Окно в Полночь
Шрифт:
Я плюхнула в отвар два ложки меда и села на табуретку. Сайел довольно прищурился на пламя, помедитировал и загробным голосом начал вещать:
— С детства нам рассказывали легенду об изначальном мире — Эрении. Да-да, я только начал, когда позвонил этот… Васюта, не реви! И откуда у тебя столько слез?.. Ты меня сбиваешь! Вот, на полотенце… Значит, Эрения. Изначальный мир. Созданный из тьмы и света. Вась, ну хватит!.. — посмотрел на меня раздраженно и быстро закончил, не успев толком начать: — Словом, все миры — это отражения Эрении. Ее проекции. Как и все существа, в этих мирах
— Не понимаю… — и украдкой высморкалась в полотенце. Действительно, откуда столько слез?..
— Тебе физику мироздания объяснить? — Сайел насмешливо поднял брови. — Рассказать о том, как мир при катаклизме сбрасывает силовую и информационную оболочки, обновляясь и порождая новые миры? О том, что и у твоего мира тоже есть проекции, в которых тоже живут похожие на вас существа?
— Не надо! — отказалась сходу. — Я гуманитарий махровый, и все равно ни черта не пойму!.. — и нахмурилась: — То есть ты хочешь сказать, что этот парень — мое… отражение?
— Боюсь, что нет, — саламандр тоже нахмурился. — Я сунул нос в твою книгу, прочитал немного… Похоже, ты пишешь об Эрении — об ее темной, полуночной стороне. И это ты — его отражение.
Я недоверчиво посмотрела на своего собеседника и иронично хмыкнула:
— Да ладно! Никакое я не отражение! Я живая, самодостаточная и самостоятельная личность! Какое же я отражение? Какая проекция?..
Он закатил глаза:
— Это формальный термин!
— А ты по-человечески объясни! А то «проекции», «изначальные»… Энцефалопатия, блин, неясной этиологии!
— То есть? — заинтересовался Сайел.
— Чушь, не поддающаяся научному объяснению и обоснованию, — я глотнула чая и скривилась: — Херня какая-то, в общем.
Саламандр зыркнул недовольно и засопел. Кажется, и рад бы по моим умственным способностям пройдись, а нельзя. И я мстительно добила:
— На примере объясни, а не «формальными терминами».
— Ладно… — он помолчал, посмотрел на мою взъерошенную макушку и улыбнулся: — Ладно. Одуванчик.
— В смысле?
— Одуванчик, — с довольной улыбкой повторил Сайел и пояснил: — Когда он отцветает — подуй, и во все стороны разлетятся «параюштики»-семена. Будущие одуванчики. Эрения — это одуванчик. Во время сильных «ветров» — когда раз в эпоху меняются сторонами Полдень и Полночь — с нее «сдуваются» мириады одуванчиков — будущих миров. Которые «вырастают» ее подобием. С полуднем и полуночью, с похожими существами-обитателями. Эрения находится в центре потоков силы, остальные миры — уже на периферии. Поэтому полноценного сходства в развитии нет и не будет. И у тебя, в отличие от твоего «героя», нет магии ночи. Но внешность и дар писца — как у него. Ты — его «парашютик», слепок силы с его сущности. Так понятно?
— Я православная… — промямлила в ответ, ибо… Вот ибо! Мне всю жизнь внушали другую концепцию мироздания: в семье — религиозную, в школе — астрофизическую, и сходу резко поверить в чьи-то древние легенды и миры-«одуванчики» я не могу!
— Можешь верить, во что хочешь, — устало кивнул Сайел. — И хорошо, если веришь хоть во что-то. Вера удерживает на плаву, когда ветер срывает крышу. Но. Эта вера не изменит происходящее. А происходит следующее. Когда миры погибают, его жители просят о помощи. Писец слышит и помогает. Пишет книгу — и протаптывает тропу, ставит последнюю точку и открывает им дверь. Так позвал я, и твоя бабушка открыла мне дверь. И этот парень с Эрении позвал. И ты услышала.
Я молча смотрела мимо саламандра на пламя свечей, судорожно сжимая в ладонях кружку с остывшим чаем. Термоядерный взрыв был на подходе, крыша дымилась, но пока держалась. И я боязливо уточнила:
— Но бабушки нет… Ты, что ли, бабушку?..
— Нет, не я! — обиделся он. — Я вообще не знаю, что случилось, как случилось… Мы первое время не опасны. Много спим и набираемся сил, встраиваемся в информационный поток и учим язык, узнаем мир и ищем источники… питания… Вот чем твоя птичка на батарее опасна?
— Выносом неподготовленного мозга… — я хмуро наблюдала за тенями.
Порожденные пламенем свеч, они сновали по стене кухни, подгоняемые сквозняками. Если представить, что свечи и пламя — Эрения и ее обитатели, а тени огоньков… Неужели я все-таки тень этого, с косой?.. Искаженная проекция — и без магии, и не парень вообще-то… Но слепок с сущности, выросший в мире без чудес. И теперь в «одуванчиковый» бред почти верится…
— Но ты это пережила?
— С трудом, — и с трудом же я вернулась в русло разговора.
— Но ты это пережила. А вот встречу с изначальным вряд ли переживешь, — Сайел посмотрел на меня сочувственно, и я согласно кивнула, вспоминая суть испытаний.
Ему же, сволочи, тень нужна. И ни разу его мир не погибает. Он сам в этом мире морально погибает, потому что не хочет, гад, без силы оставаться. А я?.. А я тут причем? Сижу, никого не трогаю, починяю примус… Черт, птичку жалко… себя, то есть. И ведь достучался же как-то…
Я угрюмо посмотрела на часы. Уже почти четыре утра. А день был страшным, бесконечно долгим и очень тяжелым. Пойду-ка я спать…
— Васют, потерпи, — прочитал мои мысли саламандр. — Хотя бы до шести утра. Чем ближе к полудню — тем слабее его власть над тобой. Уснешь — увидишься с ним — и опять поутру свою жизнь не узнаешь. Если он так откровенно начал вмешиваться, грубо меняя твою реальность…
— Хочет, чтобы свихнулась? — я мрачно улыбнулась. — Он близок к цели.
— Нет, он хочет, чтобы ты думала, что свихнулась, — Сайел придвинулся ближе, и от него повеяло спокойным согревающим теплом. — Если уедешь крышей — ничего путного и связного не напишешь, а вот если почувствуешь, что едешь… Где ты будешь спасаться безумия?
И я поняла. В книгах. И во сне. Уйти на обочину мира, отодвинуть в сторону собственную жизнь и пожить чужой, чтобы забыть о своей. Я всегда так делала, если понимала, что не в силах справиться с проблемами. Уходила с головой в работу над новой историей, надеясь, что все решится само собой. И все решалось. Раньше. Но эта проблема — не рассосется. Скорее, набухнет, чтобы рвануть. Термоядерно. И этот, изначальный, знает все мои слабости и толкает в пропасть. Я не выдержала и снова хлюпнула носом.