Око Силы. Трилогия. 1991 -1992 годы
Шрифт:
На конечной станции Лунин вышел из вагона, надел очки и закинул рюкзак за плечи. Идти предстояло долго. Впрочем, солнце почти не мешало, и яркий свет терялся среди мощных древесных крон. Каким-то чудом гигантский лес уцелел. Келюсу даже подумалось, что здесь, вдалеке от Столицы, лесная глушь берет реванш, наступая на покинутые деревни и брошенные дома. Дорога была покрыта упавшими ветвями и высокой травой, было заметно, что по ней давно уже никто не ездил. Лес шумел, звенел птичьими голосами, люди еще не стали хозяевами этой древней чащи, жившей своими извечными законами.
Николай нашел нужную тропинку и свернул прямо в глушь. Лес окружил его со всех сторон, солнце пропало в густой листве, кривые корни то и дело цеплялись за ноги, и Келюс уже начал опасаться, что сбился с пути. Однако часа через полтора тропинка вывела на небольшую поляну, где чернела старая покосившаяся изба. Крыльцо, прежде высокое, украшенное резными перилами, почти обвалилось, окна давно лишились стекол, дверь едва висела на одной петле. Впрочем, крыша еще держалась, толстые бревна сруба казались вечными, и Лунин, уже бывавший здесь, понял, что лучшего места ему не найти.
В избе было совершенно пусто, только в дальнем углу стояли две пустые бутылки, покрытые толстым слоем пыли, а на треснувшей длинной лавке лежала газета с оборванными краями. Николай, бросив рюкзак на пол, сходил в лес, наломал еловых веток, сложил их на черном, змеившимся щелями полу и кинул поверх спальник. Оставалось сходить за водой, благо заброшенный колодец находился сразу за избой, но Лунин понял, что пить ему совсем не хочется. Сняв штормовку, он положил ее под голову и лег поверх спальника.
Его сразу же окружила тишина. В избе что-то еле слышно потрескивало, негромко шумел ветер в близких кронах, но это лишь подчеркивало давнюю, устоявшуюся тишь навсегда брошенного дома.
«Вот и все, – подумал Келюс. – Похоже, действительно, все...»
Он закрыл глаза и стал слушать далекий шум леса, потрескивание старых бревен и ненавязчивое беззаботное пение птиц. Теперь он наконец мог отдохнуть. Мысли исчезли, откуда-то подступала пустота, обволакивая сердце, затопляя сознание...
Глава 7. Лес дхаров
За окном купе мелькали бесконечные ряды темных высоких елей. Небо казалось серым, хотя солнце стояло высоко – белые ночи уже закончились, но темнело только после полуночи. Странный дикий край, начинавшийся прямо за железнодорожной насыпью, был виден четко и ясно, словно на картине, только горизонт окутывал легкий белесый туман.
Фрол был в купе один. Большинство пассажиров сошло еще в Микуни, чтобы ехать в Сыктывкар. Дхара это вполне устраивало, он не особо любил шумные компании, уже изрядно надоевшие за долгую дорогу. До Ухты, конечной станции, оставалось еще несколько часов. Фрол вырос среди вятских лесов и, как ему казалось, хорошо знал эти места. Но теперь, забравшись на добрую тысячу километров севернее, начал понимать, что край, куда он направляется, совсем другой, непохожий даже на лесную глушь, начинавшуюся сразу же за последними домами ПГТ Дробь Шестнадцать. Он то и дело поглядывал в окно, и странное ощущение легкого страха, почти не знакомое ему ранее, начинало охватывать дхара.
Фрол был человеком основательным и серьезным, несмотря на годы. Совсем еще недавно мысль, что он сорвется с места и отправится искать какой-то таинственный лес, могла вызвать у него только крайнее недоумение. А между тем, ехал он именно туда, в далекую Якшу, невдалеке от которой исчезли в уральской тайге последние дхары – странное место, окруженное воинским кордоном, где, по глухим сказаниям, его давний предок Фроат Великий воздвиг Дхори Арх, великое святилище, Сердце дхаров.
Когда Фрол впервые услыхал о Якше, ему вначале и в голову такое не приходило. Он лишь подумал, что надо рассказать об этом родичам, а еще лучше – приятелям из Общества Возрождения Дхаров «Оллу Дхор», на собрания которого Фрол несколько раз ездил в Киров. Сведения вполне могли устареть – со дня написания бумаги из НКВД прошло почти шесть десятилетий. Мысль о поездке пришла ему случайно, когда дхар в очередной раз сидел рядом со спящим Келюсом, с безнадежным отчаянием глядя, как меняется во сне лицо приятеля. Он читал старые заклинания, слышанные от деда, пытался даже, следуя советам купленной в киоске книжицы, ставить «энергетическую защиту», но все напрасно: Николай уходил. Однажды среди ночи дхар подошел к дивану, где спал Лунин, и присел рядом. Келюс внезапно открыл глаза. Фрол уже успел выругать себя за то, что разбудил приятеля, но вдруг понял, что Николай по-прежнему спит, а на него смотрит кто-то другой. Дхар взглянул этому другому в глаза и отпрянул – показалось, что на него в упор глядит Всеслав Волков. Он помнил рассказы деда о знахарях, лечивших все, даже укусы яртов, но ни дед, ни кто-либо из родни, переселенные в ПГТ совсем молодыми, не успели узнать давние секреты. Фрол считал, что тайны его народа ушли навсегда, и никому уже не вспомнить великое искусство его предков Фроата и Гхела. Но теперь, узнав о поселке Якша, ему подумалось, что там мог уцелеть кто-то из стариков, помнящих древние заклинания. Если что-то и могло спасти Николая, то только это.
Фрол решился. Он не стал ничего говорить ни Келюсу, ни Лиде, даже не дал телеграмму домой, понимая, что все равно ничего не сможет объяснить. Времени оставалось совсем мало, и дхар мог надеяться лишь на то, что теплое поле маленького скантра хоть немного защитит Лунина.
Ехать надо было Ухты. Оттуда до Якши оставалось не менее трехсот километров, таинственный поселок стоял среди поросших тайгою уральских предгорий на берегу Печоры – Пех-ры, древней реки дхаров. Что он там будет делать, Фрол не очень представлял. Он даже составил несколько фраз на подзабытом языке предков, но в конце концов махнул рукой, решив добраться вначале до Якши, а там уже разобраться, что к чему.
Северное солнце начинало клониться к западу. Фрол уже подумывал о том, чтобы поспать пару часов до Ухты, как вдруг дверь купе задергалась – кто-то без особого успеха пытался войти. Дхар удивился, но, секунду подумав, взялся за ручку. Дверь со скрипом сдвинулась с места.
– Благодарствую, – услыхал он знакомый голос. – Засовы сии, воин Фроат, почище узилищных станут. Тут и ангел Господень, что Петра-апостола на волю вывел, того и гляди, не прошел бы.
– Варфоломей Кириллович! – обрадовался Фрол, не веря своим глазам. – Ну, елы! Вот хорошо...
– Войти дозволишь, воин? – старик с чуть насмешливым интересом оглядывал купе. – Дивны палаты сии!
– Да заходите, конечно! – заспешил дхар. – Палаты, ясное дело... Вот у нас фирменный поезд до Кирова – там хоть вагоны немецкие с кондиционером.
– Да не возжелаем чуда заморского, – улыбнулся Варфоломей Кириллович, усаживаясь у окна. – Не помешал, воин?
– Да ну, что вы! Эх, жаль, мы вас в Столице не встретили!
– Давно там не был, – улыбка исчезла, лицо старика стало суровым и усталым. – Много ходить довелось... Узнал я, что ты в Ухту собрался, верно ли?
– Да я не до Ухты, – вздохнул Фроат. – Тут такое, елы, дело... Даже не знаю, как объяснить.
Собравшись с мыслями, он начал рассказывать странному старику все, что случилось с ним и его друзьями в Столице. При этом Фрол то и дело ловил себя на мысли, что, будь он на месте Варфоломея Кирилловича, то едва ли поверил бы и трети. Но старик слушал внимательно, время от времени слегка хмурясь и кивая головой.
– Ну, в общем, хотите, елы, верьте, хотите – нет, – закончил дхар и махнул рукой. – Влипли мы. А Француз... Николай... хуже всех...