Око Силы. Трилогия. 1991 -1992 годы
Шрифт:
– ...А что было дальше? – спросил Келюс, уже не удивляясь. Художница покачала головой, губы дрогнули.
– Фрол упал. Появился человек. Такой странный, вроде японца. Подошел к нему, достал пистолет. Фрол как-то его повалил... пистолет выбил, а потом... Нет, не могу!..
– Кто его... убил?
Девушка вздрогнула, услыхав страшное слово.
– Какой-то... козел в шляпе. В таком длинном пальто, кажется, в перчатках. И лицо... Не разглядела, но оно какое-то...
– Сиплый...
Николай понял, что ночное видение не лгало. Сиплый. Фрол узнал его...
– Когда Фрол упал, я вдруг поняла, что стою у картины. Я даже пыталась... пыталась вбежать туда, внутрь, но упала, потеряла сознание, а когда очнулась, было уже утро. И картина была, как прежде... Но я смогла встать...
– Шок, – вздохнул Николай. – Это тебя и подняло.
Девушка не ответила. Силы оставили ее, и художница откинулась на спинку кресла. Лунин, подойдя к картине, стал рассматривать знакомый пейзаж с золотистыми соснами, и вдруг понял, что картина изменилась. Посреди дороги краснело маленькое пятнышко. Келюс осторожно снял пейзаж со стены и заглянул на обратную сторону – пятнышко проступило и там. Николай осторожно прижал палец, и красная точка отпечаталась на коже...
Лида чувствовала себя настолько скверно, что Николай решил остаться с нею, пока девушке не станет лучше. Вскоре, однако, в замке провернулся ключ, и в квартиру вошли родители художницы, задержавшиеся в эту ночь на даче. Николай, не желая вступать в объяснения, которые все равно бы ничего не дали, шепнул им, что ночью Лиде стало плохо, и она позвонила ему. После чего он поспешил попрощаться, решив, что все равно ничем не сможет помочь.
...В ближайшем переговорном пункте Лунин заказал разговор с ПГТ имени XVI-го Партсъезда. К телефону подошла мать Фрола. На осторожный вопрос Николая она сообщила, что тот недавно прислал телеграмму, почему-то из Ухты, и скоро должен приехать. Келюс, не став ничего рассказывать, попрощался, затем нашел ближайший телефон-автомат и набрал номер, который не значился в его записной книжке. К аппарату долго не подходили, потом в трубке что-то клацнуло, и сильный мужской голос произнес: «Слушаю».
– Это Келюс, – поспешил представиться Николай.
– Какой еще? – в голосе Генерала послышалось раздражение, но затем он хмыкнул: – А-а! Слушаю. Что там еще случилось?
– Пропал Фрол Соломатин, – выдохнул Лунин, боясь, что Генерал, не дослушав, повесит трубку. – Это... Вы его должны помнить, его представили к ордену...
– Помню. Так что с ним?
– Он пропал. Кажется... Кажется, его убили. На него напали двое, один Шинджа, вы его должны знать, другой в длинном пальто. У него сиплый голос, он все время ходит с собакой...
– Где это случилось? – перебил Генерал.
– Возле его дома, недалеко от станции, – нерешительно проговорил Николай. – Он живет... Жил...
– Не надо, узнаю. Так ты думаешь, его убили?
– Да, – выдавил из себя Келюс, – это связано с объектом «Ядро»...
– Стоп! – голосе Генерала звенел гневом. – Спятил, что ли? Не уезжай из Столицы, понял? Если что-то узнаю, сообщу...
В трубке загудел отбой. Келюс аккуратно повесил трубку, вышел на улицу и побрел куда глаза глядят.
Два следующих дня не принесли ничего нового. Келюс вновь побывал у Лиды, которая, к невероятному изумлению и радости родителей, уже пыталась ходить без палки, и узнал, что она тоже звонила в ПГТ. Родители Фрола уже начинали волноваться, но ничего существенного сообщить не смогли. Правда, один из соседей сказал им, что три дня назад якобы видел Фрола на станции...
Келюс пытался вновь перечитывать свои записи, но понял, что работать не сможет. Тогда он забрал у Лиды фотопленки и два вечера печатал фотографии. Изготовив три экземпляра, Николай отвез два комплекта вместе с пленкой обратно к Лиде, а один оставил у себя. Просматривая готовые фотокопии, Лунин вновь обратил внимание на карту Объекта № 1. Немного подумав, он изготовил точную копию на кальке и на следующий день отправился в Ленинку, в отдел картографии. Все это позволяло как-то убить время. Келюс то и дело порывался махнуть в Крым, к Ольге, но каждый раз сдерживал себя. Те, кто не нашел девушку в Столице, смогут легко выйти на нее вслед за ним. За себя Лунин почему-то не боялся – может, события последних месяцев просто отбили инстинкт самосохранения. Но подвергать риску тех немногих, кто был вместе с ним, Николай не имел права.
Однажды вечером, когда за окнами библиотеки уже начало темнеть, Келюса, сидевшего в маленьком зале отдела картографии, позвали к телефону. Николай невольно удивился, зная, что в Ленинке посетителей к телефону обычно не приглашают. Впрочем, ему было все равно.
Лунина провели в комнату, где действительно оказался телефон, но никто, понятное дело, ему не звонил. Высокий хмурый мужчина в штатском внимательно взглянул в лицо Келюсу, словно сверяя его облик с виденной им фотографией, а затем, не представившись, предложил немедленно сдать атласы, с которыми Лунин работал, и следовать за ним.
Николай внезапно разозлился – слишком часто у него требовали документы, вызывали на беседы и приглашали в соответствующие учреждения. Поэтому он довольно резко попросил у незнакомца предъявить удостоверение и ордер, в противном решив устроить грандиозный скандал. Хмурый мужчина чрезвычайно удивился и слово в слово повторил уже слышанное. Келюсу пожал плечами и повернулся, чтобы уйти, тогда тот, несколько растерявшись, попросил немного обождать, после чего извлек из внутреннего кармана пиджака небольшую красную книжицу. Лунин двумя пальцами раскрыл ее, надеясь увидеть наименование столь знакомого ему учреждения, но мрачный мужчина оказался военным, из какой-то «ВЧ» с пятизначным номером. Между тем, тот достал авторучку и прямо на библиотечном формуляре, взятом со стола, написал несколько цифр. Это был хорошо знакомый Николаю номер телефона.
...Хмурый мужчина оказался начальником охраны Генерала. Возле Ленинки их ждала огромная черная машина с правительственными номерами. Келюс не без робости сел на заднее сиденье, сопровождающий задернул занавески, и машина, взревев мощным мотором, помчалась куда-то прочь от Центра. Ехали долго. В просвет между занавесками Лунин видел заметил мелькавшие за окном пригородные рощи, затем черная машина свернула на небольшую просеку под красный «кирпич» и вскоре остановилась у высокого глухого забора. Огромные ворота отползли в сторону, автомобиль въехал на длинную тенистую аллею, в глубине которой стоял ничем не примечательный двухэтажный дом.
Келюса высадили у самого крыльца. Машина уехала, и Николай остался один. Осмотреться он не успел – двери веранды отворились, и оттуда выглянула симпатичная ушастая девица. С интересом поглядев на Николая, она произнесла: «Добрый день», и быстро исчезла. Почти сразу же из дома вышел офицер в летной форме, козырнул Келюсу и представился. Старший лейтенант по имени Алексей оказался сыном того, кому принадлежала дача. Он сообщил, что позвонил отец и велел принять гостя, пока сам он не вернется с заседания Госсовета. Николай был приглашен в дом и представлен генеральской дочке – той самой девице, которая выглядывала из-за дверей, после чего они с Алексеем прошли в большую комнату, увешанную охотничьими трофеями. Старший лейтенант включил видеомагнитофон, по экрану которого тут же замелькали кадры из заокеанского боевика, и предложил выпить кофе. Николай отказался, молодой офицер понял его по-своему, и намекнул, что можно выпить кое-что посущественнее. Николай вопросительно взглянул на дверь, но Алексей махнул рукой, пояснив, что он в отпуске, после чего извлек из замаскированного под книжный шкаф бара бутылку армянского коньяка. К этому было добавлено, что после одиннадцати месяцев полетов на гробах он намерен пить весь отпуск и вообще заниматься децивилизацией. Замечание о «децивилизации» чрезвычайно понравилось Келюсу, и они выпили по первой, после чего закурили оказавшийся у Алексея «Кэмел».